Стрелы Сехмет - Михаил Ежов

— Мы поняли, что вами интересуется… некая сторона. Чтобы убедиться в своей правоте, послали вам голопанель. За вами следят, Адитумов, и эти люди решили, что мне есть, что вам сказать. Попытались убрать. Так нам стало ясно, что вами занялись. Простой приём, но всегда срабатывает! — разведчик коротко хохотнул.

— О ком вы говорите?

Хропотов явно имеет в виду людей, влезших в моё тело и взломавших мой мозг. Возможно, у него есть ответы на все мои вопросы. Или хотя бы на некоторые.

— О военных, разумеется. О клике Таросова. Разве вы ещё не поняли?

— Была мысль.

— Вы пропали некоторое время назад. Всего на сутки, в свой выходной. Что скажете об этом?

— Да, — признался я, понимая, что отпираться бесполезно, — Меня похищали. Не помню ничего, что с этим связано.

— Не знаете, что с вами делали? Кто? Где?

Я отрицательно покачал головой.

— Если бы знал…

— Так мы и поняли. Вы пытаетесь восстановить события, и я вам помогу.

— Почему?

— Потому что моя работа предотвращать… инциденты. И сейчас вы — часть одного из них. Ещё когда начались массовые заражения киборгов, мы поняли, что кто-то затеял большую игру. За вами следили, и после вашего исчезновения нам стало ясно, что это неспроста. Вы просто исчезли — а это не под силу Экзорцисту, уж извините. У вас иная подготовка.

— Согласен. Значит, вы не знаете, что со мной?

— Увы, нет. Но надеюсь, вы поможете мне разобраться.

— Я лечу в Австралию как раз для этого.

— Берёте меня в команду? — Хропотов улыбнулся одними губами.

— У меня есть выбор?

— Как всегда и у всех.

— Расскажите, что происходит. У вас же должны быть предположения.

— Всё дело в следующем году, — немного помолчав, ответил разведчик.

— А что с ним не так?

— Наступает год Чёрного дракона, как вы знаете.

— И что?

— Правление Мафусаилов подходит к концу. Эпоха перелома.

— Они останутся во главе страны, просто станут машинами. Не вижу ничего радикального в подобной перемене.

— Нет⁈ — Хропотов удивлённо поднял брови. — Совсем?

— Да к чему вы клоните⁈ — не выдержал я.

— Нами станут править машины, лейтенант! Не люди.

— А-а, вы об этом.

— Кажется, вы не придаётся этому значение?

— Я не разделяю паранойи тех, кто боится восстания компьютеров. По-моему, это из сферы фантастики.

— Я тоже. Мы стремимся к тому, чтобы сохранить Мафусаилов. Дракон имеет два значения, лейтенант: с одной стороны, это мудрость, а с другой — Сатана. Правление Мафусаилов означает первое, их падение — второе. Потому что военные неизбежно погрузят наш мир в хаос.

— Зачем им это?

— Они боятся, — Хропотов пожал плечами. — Я знаю это, потому что много их повидал, пока служил генералом ВВС.

— Чего? — спросил я. — Чего они боятся?

— Машин. Опасности, которую они могут нести. Того, что не сумеют с ней справится. Я их понимаю: такова их работа. Но нам не нужна диктатура. Мафусаилы должны остаться во главе страны. Вы согласны?

— Вполне. Я не знал, что существует возможность…

— Того, что этого не произойдёт? — закончил за меня Хропотов. — Дело не в голосовании. Закон о продлении правлении Мафусаилов, разумеется, примут. Если не случится чего-то непредвиденного.

— Например?

Разведчик пожал плечами.

— Мало ли. Знали бы, не суетились бы.

— Чем могут быть опасны Мафусаилы? Это просто смешно!

— Согласен. Куда бы ни было помещено сознание, оно функционирует независимо от того, органическая или кремниевая основа его поддерживает. Да и кого считать человеком? Велика ли разница между биороботом, то есть хомо сапиенсом, и киборгом? Об этом слишком долго спорили, так что я думаю, все доводы вам известны.

Я кивнул. Уж к параноикам, боящимся восстания ИскИнов, я точно не относился.

— Нельзя сравнить мышление человека и машины уже хотя бы потому, что даже внутри вида оно сильно рознится. Почему дегенерат имеет право называться человеком, а искусственный интеллект, сочинивший симфонию к пятидесятилетию основания Дворца искусств, нет? Да и нужно ли быть существу похожим на человека, чтобы обладать личностью? Является ли хомо сапиенс эталоном? Думаю, с этим можно поспорить. Вы согласны?

— Ещё как!

— У меня своя теория. Возможно, несколько сентиментальная. В основе, по-моему, лежит любовь.

— Вы серьёзно?

— Вполне. Что вас удивляет?

— То, что я слышу это от вас.

Хропотов кивнул.

— Понимаю. Но я действительно так считаю. Посудите сами: кто вам субъективно дороже — комнатная собачка или неизвестный вам человек на другом конце света? Существо, бывшее вашим другом в течение многих лет, но лишённое интеллекта, подобного вашему, или тот, кого вы никогда не встречали? Неужели вам он дороже только потому, что немного похож на вас? Тоже ходит на двух ногах, имеет пять пальцев, голую кожу и так далее?

— У меня нет собаки, — ответил я.

— Ах да, у вас рыбки, — улыбнулся Хропотов. — Кто будет их кормить, пока вас нет? Сосед? Любовница? Коллега? А если вас убьют? Извините за вопрос.

— Ничего. Я уверен, моих рыбок кто-нибудь приберёт.

— Какой-нибудь редкий вид?

— Что-то в этом роде.

— Знаете, когда я был маленьким, за мной ходил гувернёр. Он жив до сих пор, но работает уже в другом доме. Иногда я навещаю его. Его смерть была бы для меня не меньшим потрясением, чем гибель одного из родителей. К счастью, оба живы, — Хропотов торопливо перекрестился. — Спаси, Господи! Я это к тому, что мы сами наделяем объекты ценностью — в зависимости от того, насколько они важны для нас. Я думаю, если робот стал вам родным, он, без сомнения, имеет право на то, чтобы к нему относились как к личности и живому организму. Пусть он и сделан из металла или пластика, а не органики.

— Зачем вы мне всё это говорите? Похоже на пропаганду.

— Хочу убедить вас помочь мне.

— Разве я отказывался?

— Есть согласие и согласие. Мне нужно добровольное сотрудничество, основанное на доверии.

— Продолжайте.

— На мою машину напал военный киборг. Он управлял грузовиком. Конечно, официально его списали месяц назад, но я отлично знаю, что так часто делают, чтобы держать про запас камикадзе. Им подправляют мозги, превращая в зомби. Это незаконно, но обвинить-то некого. Авалон тоже уничтожен военными — в этом нет сомнений.