В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли

— Итак, что произошло, — заговорил Джим через минуту, уставившись в экран телевизора. — Я имею в виду, у вас с Эдом? Вы ведь не просто разошлись в разные стороны. На тех свадебных фотографиях вы смотритесь совершенно счастливыми.

Томас мог бы сказать в ответ на этот вопрос многое, в том числе и то, что он уже говорил другим, в основном обманные движения и уловки, направленные на то, чтобы досадить обороне. Но сейчас он устал, к тому же думал, что, скорее всего, больше никогда не увидит этого ирландского священника.

— Эд разбил мой брак, — сказал Найт.

Томас сидел в приемной сенатора Захария Девлина на Саут-Дедборн-стрит и рассматривал свои руки. Это помещение с безукоризненно чистыми коврами, дорогой мебелью и официальными фотографиями в рамках, изображающими Девлина, самоуверенного и величественного, внушало ему благоговейный страх. В прошлом Томас обрадовался бы возможности встретиться с кем-либо из окружения сенатора-республиканца и отправился бы на прием, уверенный в себе и агрессивный, выстроив в голове свои излюбленные темы, словно парашютистов, готовых совершить прыжок.

«Мне хочется спросить у вас, господин сенатор, как вы можете поддерживать такую — я употребляю только самый мягкий эпитет! — бредовую политику…»

Однако подобное осталось в прошлом. Сегодня об этом определенно не могло быть и речи. Теперь Томас нервничал, чувствовал себя неуютно. За последние десять минут ему по крайней мере один раз неудержимо хотелось встать и спуститься на лифте с головокружительной высоты тридцать девятого этажа на холодные шумные улицы Чикаго.

Позвонив в приемную сенатора, Томас ожидал, что его начнут отфутболивать, как это было, когда он говорил с Манилой, в лучшем случае дадут почтовый адрес для письменных обращений и номер телефона какого-нибудь мелкого лакея в Вашингтоне. Однако его попросили подождать, после чего предложили изложить свое дело секретарше. Затем он снова подождал, на этот раз дольше. Когда Томас уже был готов отказаться от своей авантюры и положить трубку, секретарша вернулась на связь и пригласила его сегодня прийти на прием в офис в центре города. В ее голосе прозвучало некоторое удивление, даже уважение. Томас положил трубку, испытывая нечто сродни восторгу, однако по мере того, как текли часы, это чувство угасало, и сейчас, находясь в приемной, он был близок к панике.

Секретарша, молоденькая белокурая девушка с яркой, задорной улыбкой, ответила на звонок, дважды сказала «да», один раз «конечно», после чего положила трубку, посмотрела на Томаса и заявила:

— Мистер Хейес сейчас вас примет.

— Мистер Хейес? — повторил Томас, медленно поднимаясь на ноги.

Это был не столько вопрос, сколько возможность взять себя в руки.

— Личный секретарь сенатора и глава аппарата, — объяснила девушка, указывая на обшитую деревом дверь.

— Хорошо, — пробормотал опешивший Томас. — Спасибо.

Род Хейес оказался приблизительно одних с ним лет, хотя его коротко остриженные волосы уже посеребрила на висках седина. Он был в очках в черной роговой оправе, призванных придавать солидности, однако на самом деле казалось, что Хейесу их одолжили, чтобы хоть как-то уравновесить пышущий здоровьем атлетизм. У него были широкие плечи и мускулистая грудь. Сшитый на заказ темный костюм нисколько не скрывал подтянутое, накаченное тело. Глаза, смотревшие на Томаса, были серые, умные, но в них чувствовалась сдержанность. Это было понятно. Если МВБ считало Томаса диссидентом самого мелкого пошиба, то Хейесу, скорее всего, было известно, что посетитель находится в стане его политических врагов.

Улыбка, изображенная Хейесом, не была чересчур радушной, поэтому она получилась вполне искренней.

— Мистер Найт! — сказал он, отходя от окна и протягивая сильную загорелую руку. — Я рад, что вы нашли возможность заглянуть к нам. Пожалуйста, присаживайтесь.

Томас нерешительно приблизился к указанному стулу и осторожно сел.

— Мы с прискорбием узнали о постигшей вас утрате, — продолжал Хейес. — Отец Найт был близким другом сенатора и важным союзником.

— Вот как? — удивился Томас.

— Да, — подтвердил секретарь, предпочитая отнестись к его замечанию как к искреннему вопросу, а не как к насмешке, продемонстрированной гостем.

Найту ничего не было известно о недавних делах своего брата. Пусть тот Эд, которого он знал, был даже больше, чем просто демократ, но он исчез из его поля зрения задолго до своей смерти.

— Мы с братом не были настолько близки, — заметил Томас, решив с самого начала расставить в этом вопросе точки над «i». — Но, насколько мне известно, Эд всегда являлся принципиальным человеком.

— Абсолютно.

— Что ж, вот почему я решил поговорить с вами, — сказал Томас.

Кабинет с изящными линиями и сверкающими окнами, этот атлетический молодой консерватор, уверенный в себе, а также предмет разговора — все это заставляло Томаса чувствовать себя неуютно. Он торопился поскорее покончить с этим.

— Почему-то мне ничего не удалось разузнать о том, чем занимался мой брат, когда умер, и у меня сложилось такое ощущение, что я случайно впутался в расследование какого-то дела, имеющего отношение к вопросам национальной безопасности. Не думаю, что вы или сенатор сможете что-либо мне сообщить или… э-э… оградить меня от пристального внимания правоохранительных органов, но я подумал… поскольку сенатор был знаком с Эдом…

Томас умолк. Ему следовало бы подготовить свою речь заранее.

«Сможете оградить меня от пристального внимания». Получилось, будто он просил о каком-то одолжении, хуже того, был в чем-то виноват.

— Вопросы национальной безопасности? — Род пристально посмотрел на него.

Томас совсем сник. Он надеялся, что здесь ему сразу все объяснят. Но видимо, Хейесу было известно не больше, чем ему самому.

Томас рассказал секретарю сенатора о том, с какими трудностями столкнулся, пытаясь получить информацию относительно обстоятельств смерти своего брата, и о разговоре с сотрудниками МВБ. Похоже, недоумение Хейеса росло, но он ничего не говорил, давая Томасу возможность сбивчиво продолжать свое повествование. Когда Найт дошел до эпизода с неизвестным, размахивавшим мечом, Род подался вперед, у него напряглись мышцы вокруг глаз. Томас умолк.

Хейес медленно кивнул, достал из кармана пиджака ручку, начал что-то быстро писать в блокноте и время от времени задавал вопросы, не поднимая головы:

— Когда они приходили?.. Вы можете сказать, с кем говорили в Маниле?.. Автомобильная катастрофа?..

Всякий раз Томас кивал и отвечал, чувствуя себя ребенком, стоящим на коленях в исповедальне, отгороженным занавеской от священника.

— Хорошо, — наконец произнес Хейес после короткой паузы, в ходе которой он, по-видимому, пришел к заключению, что вопрос исчерпан. — Оставьте контактную информацию у секретаря, и мы посмотрим, что можно будет сделать. Очевидно, если речь действительно идет о национальной безопасности, мы мало чем сможем вам помочь, но… — Он умолк, глядя поверх головы Томаса на дверь.