О Викторе Драгунском. Жизнь, творчество, воспоминания друзей - Алла Васильевна Драгунская

ученые подвергались остракизму. В сущности, это была открытая антисемитская кампания.

Борьба с «космополитизмом» коснулась и «Синей птички».

Один «доброжелатель» сказал Виктору, что в газете «Советская культура» лежит разгромная статья о «Синей птичке» и ее вот-вот тиснут в номер.

Прошло несколько дней, и наши спектакли были запрещены окончательно и бесповоротно. Это был большой удар для Виктора и всего коллектива нашего маленького театра.

1950 год был особенно тяжелым. Вспоминаю случай: накануне выборов в Верховный Совет к нам пришли агитаторы. Не агитировать, конечно, а проверить списки голосующих. Вити дома не было.

— Так, значит, Драгунский Виктор Юзефович… Проживает постоянно. А вот где Аршанский, хозяин площади? Говорят, его давно здесь не видели. Он что, здесь не живет? А ведь прописан. Голосовать-то он будет? Ах, нет, в командировке, значит. А кстати, Драгунский, тут написано — Виктор. Это его настоящее имя? Может, псевдоним? У евреев таких имен не бывает…

Виктор ушел из Театра киноактера, так как руководство Мосэстрады пригласило его возглавить коллектив актеров для постановки концертных программ в сатирическом жанре. Он с большой охотой взялся за эту работу и даже добился, чтобы этот небольшой эстрадный ансамбль назывался «Синей птичкой», это было как бы продолжением его любимого дела. Он, конечно, знал, что будет цензура и так называемый «репертком», о котором помнят лишь пожилые актеры. Для многих актеров это была довольно страшная комиссия, имеющая верховные полномочия: ЗАПРЕТИТЬ или разрешить. Нужно было думать над каждым словом, жестом. Словом — никакой свободы творчества. И все-таки Виктор ухитрялся ставить номера, в которых мелькали сатирические искры.

Программы «Ее записная книжка», «В порядке самокритики», игрались в Театре эстрады на пл. Маяковского в бывшем Театре сатиры. Последние программы носили как бы полуофициальный характер. Зал всегда был переполнен. Та острота и резкость, которые были в первых двух программах, несколько сгладились, но смешного по-прежнему было много. Начальство эти программы не запрещало окончательно, но было не всегда довольно.

И вот Виктор стал штатным режиссером Мосэстрады с собственным коллективом. Началась работа над новой и, в сущности, последней программой под названием «Миллион единственных друзей». Эти слова были взяты из песни Михаила Светлова, с которым Виктор был очень дружен, несмотря на разницу в возрасте.

Здесь мне хочется остановиться и немного рассказать о Михаиле Аркадьевиче Светлове.

Одним из первых людей, которых я встретила в доме Виктора, когда мы поженились, был Михаил Светлов. Он пришел к нам со своим близким другом Семеном Грушанским, актером Театра им. М. Н. Ермоловой.

Появление Светлова произвело на меня сильное впечатление. Еще совсем недавно мы учили в школе наизусть «Гренаду», пели «Каховку», и вдруг сам Светлов! Худощавый, темноволосый, в военной форме. Улыбчивый и такой простой…

Окружали Светлова разные люди. Это мне приходилось наблюдать в течение многих лет. Его неслыханное обаяние, остроумие, доброжелательность притягивали к нему людей. Тихий голос, сильная картавость, но как необыкновенно умел он разговаривать, как острил! Его шутки и остроты мгновенно разносились по Москве. Людей вокруг него всегда было много, но была и стойкая компания интересных, достойных и близких ему людей.

Виделись довольно часто. Без того дорогого, что называется ОБЩЕНИЕМ, эти люди не могли обойтись. Это С. Грушанский, Зиновий и Аня Сажины из Центрального детского театра, Всеволод Якут, Иосиф Раевский из МХАТа, актер Николай Салант, Иосиф Игин, Людмила Давидович, Лидия Либединская, писатель Ермолинский и такие мэтры, как Ольга Пыжова и Борис Бибиков — люди разных возрастов, но объединенные общностью культуры и интересов. Какое это было счастье для меня — общаться с ними, разговаривать и, главное, слушать их! Несколько раз встречали вместе Новый год вот такой большой компанией (обычно в доме Сажиных). Все любили застолье и бесконечные интересные разговоры. Так и хотелось повторить Чехова: «Какие люди, какие разговоры…»

А в годы работы Виктора на эстраде Михаил Светлов стал одним из авторов программы «Миллион единственных друзей».

Наш старый друг и добрый товарищ, писатель Яков Костюковский, один из авторов программы, вспоминает:

«Писал я программу совместно с Владленом Бахновым. А потом у нас появился еще один автор — мэтр, поэт Михаил Светлов, большой друг Виктора. Мы написали для этой программы с композитором Модестом Табачниковым песенку «А олени лучше». Она поется до сих пор. Так вот там был такой рефрен: «И трамвай хорошо, и троллейбус хорошо, и метро хорошо, а олени лучше!»

Премьера состоялась во Дворце культуры МИИТа. Зал был буквально набит студентами, преподавателями. Принимали восторженно. Виктор Драгунский — автор, актер, режиссер, словом, душа «Синей птички», был счастлив.

И когда закончился спектакль, Михаил Светлов, живой классик советской поэзии впервые, во всяком случае, при мне впервые, вдруг запел:

«… И Бахнов хорошо,

И Костюковский хорошо,

И Светлов хорошо,

А Драгунский лучше!»

Я хочу отдать дань памяти и благодарности моему учителю Виктору Драгунскому. После первого школьного учителя следующим учителем для меня в первые послевоенные годы был Виктор Драгунский. Чем дальше, тем больше я вспоминаю Драгунского. И именно как учителя. Наверное, первый человек, который научил меня серьезно относиться к смеху, к юмору был Драгунский. Причем, он никогда никого из нас, более молодых, не учил. Он был учителем в высоком смысле этого слова. Он был тем, который не учит, а у которого учатся. Он очень мало внешне тогда походил на учителя. Он сам был еще молод. Вы знаете, у него есть замечательный рассказ «Он живой и светится». Вот о Драгунском того времени тоже можно было сказать: «Он живой и светится». А если еще добавить, что в тот период он был без памяти влюблен в свою юную жену, то можно с уверенностью сказать: это был счастливый человек.

В период создания «Синей птички» в нем был такой заряд юмора, таланта и энергии, который сейчас, наверное, ученые определили бы как какой-нибудь там миллиард мегаватт. Наше поколение помнит, что эти годы — 48-й, 49-й и 50-е были не самые веселые и удобные годы для сатиры и юмора.

Ему приходилось воевать за каждую программу «Синей птички» (а это уже было в Мосэстраде). Он часто говорил нам, авторам и артистам «Птички»: «Я юморист, а когда мне позволяют — сатирик». Он шутил над собой. Это была прекрасная по качеству шутка. Но он скромничал. Даже когда ему не позволяли, он оставался сатириком. Все программы от первой до последней всегда несли в себе глубокий сатирический заряд. Может быть, поэтому был такой огромный успех программ «Синей птички» в то очень неподходящее