Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

Представляете ли вы мое появление в коллеже? Была перемена. Игры моментально прекратились, и меня окружили ученики, большие и маленькие. Успех гусарской формы был полным.

Настал день отъезда. Прощание с матушкой и тремя братьями было очень болезненным, несмотря на всю ту радость, какую я испытывал при мысли о военной карьере.

Отъезд отца. — Встреча Бонапарта в Лионе. — Эпизод нашего появления на Роне. — Цена республиканского банкета. — Меня представляют полковнику

С тех пор как мой отец согласился принять командование в Италии, в Рейнской армии пост командующего одной дивизии оставался вакантным, и он предпочел бы, конечно, его, но неизбежная судьба влекла его к этой стране, где ждала его кончина. Один из его соотечественников и друзей, г-н Лашез, которого я мог бы назвать его злым гением, долго занимал пост французского консула в Ливорно и в Генуе. Этот проклятый человек и увлек моего отца в Италию, рисуя перед ним картины необычайной, но преувеличенной красоты этой страны, возможности победы там нашей несчастной армии. И это при том, что отец с полным равнодушием относился к славе, которую сулила победа армии на Рейне, положение которой было значительно лучше. Сердце моего несчастного отца уступило столь великолепным рассуждениям. Он подумал, что большей заслугой будет поехать туда, где больше опасностей, и настоял на своем, несмотря на протесты матери, мучимой недобрыми предчувствиями. Эти предчувствия ее не обманули. Больше ей увидеться с отцом не довелось.

К своему адъютанту г-ну Го отец добавил еще одного офицера, г-на Р***, которого ему рекомендовал его друг генерал Ожеро. Г-н Р*** был командиром эскадрона, он принадлежал известной фамилии Ментенон. У него были средства, и он получил хорошее образование, которым, однако, пользовался исключительно редко, поскольку по определенной извращенности ума, модной в то время, ему нравилось принимать вид и манеры хулигана, вечно ругающегося, проклинающего все и утверждавшего, что он готов своею саблей проткнуть любого человека. У этого Р*** было одно-единственное достоинство, исключительно редкое в то время, а именно: он всегда был одет с тщательной элегантностью. Отец, принявший г-на Р*** своим адъютантом, не зная его, очень об этом сожалел впоследствии, но уже не мог его уволить, поскольку не хотел огорчить своего друга Ожеро. Отец не любил г-на Р***, но считал, и, может быть, не без оснований, что генералу надлежит обращать внимание прежде всего на военные качества офицера, не придавая большого значения на его личное поведение.

Поскольку отец не предполагал сближаться с г-ном Р*** во время длительного путешествия, он поручил ему вести от Парижа до Ниццы экипажи и лошадей и иметь под своим началом старого слугу Спира, человека преданного и привыкшего командовать работниками конюшен. Конюшни моего отца были многочисленными, у него было 15 лошадей, которые с его адъютантами, начальником штаба и его помощниками, а также ездовыми составляли весьма внушительный караван, во главе которого находился Р***. Они выехали за месяц до нас.

Отец пригласил в свою карету неизбежного Лашеза, капитана Го и меня. Полковник Менар, начальник штаба, со своими помощниками следовал за нами в почтовой карете. Высокий забавный дворецкий отца ехал впереди, выполняя функции курьера. Путешествовали мы в униформе. На мне была очень красивая фуражная шапка[19], она мне настолько нравилась, что мне никогда не хотелось снимать ее с головы, и, поскольку я часто высовывался в окно кареты из-за того, что меня по-прежнему укачивало, случилось так, что ночью, когда мои товарищи спали, шапка упала на дорогу. Экипаж, запряженный шестеркой крупных лошадей, ехал быстро, и я, не осмеливаясь его остановить, потерял свою шапку. Плохое предзнаменование! Но мне предстояло испытать гораздо более страшные несчастья в жуткой кампании, в которой мы должны были принять участие. Однако случай с шапкой меня глубоко огорчил, и я воздержался о нем говорить из страха стать предметом насмешек по поводу того, как вновь испеченный солдат не умел хранить свои вещи.

Отец остановился в Маконе у своего старого друга. Здесь мы провели 24 часа и затем продолжили путь на Лион. Мы были уже в нескольких лье от Лиона и меняли лошадей на перевалочной станции Лимоне, когда вдруг заметили, что на всех почтовых служащих шапки были украшены трехцветными лентами и трехцветные знамена украшают дома. Когда мы поинтересовались, чем объясняется такая декорация, нам ответили, что генерал Бонапарт только что прибыл в Лион. Отец, уверенный, что Бонапарт находится где-то в глубине Египта, посчитал эту новость абсурдным вымыслом. Однако он был крайне смущен, когда, позвав к себе начальника почтовой станции, только что прибывшего из Лиона, услышал от него следующие слова: «Я видел генерала Бонапарта, которого я прекрасно знаю, так как я служил под его началом в Италии. Он остановился в Лионе в таком-то отеле. С ним вместе прибыл его брат Луи и генералы Бертье, Ланн и Мюрат, а также большое число офицеров и один мамлюк».

Трудно было не поверить столь убедительным доводам. Однако революция принесла столько неожиданностей, партии в то время прибегали к таким удивительным изощрениям, выдумывая то, что служило реализации их планов, что отец сомневался даже тогда, когда мы уже въезжали в Лион. Все дома были освещены и украшены флагами. В небо взмывали фейерверки. Толпа заполнила улицы до такой степени, что это мешало продвижению нашего экипажа. На площадях танцевали. Воздух содрогался от криков: «Да здравствует Бонапарт, который пришел, чтобы спасти нашу родину!»

«Я, конечно, думал, что его вызовут, но я не думал, что это произойдет так скоро. План был хорошо подготовлен. Нас ожидают большие события. Это подтверждает лишний раз мою мысль, что я хорошо сделал, что уехал из Парижа. По крайней мере, я нахожусь вдали от армии и буду служить своей стране, не принимая участия ни в каком государственном перевороте, который, как бы он ни был необходим, мне бесконечно неприятен». Сказав это, отец погрузился в глубокую задумчивость и пребывал в ней в течение всего времени, потребовавшегося нам, чтобы прорваться через толпу и доехать до особняка, в котором для нас было подготовлено жилье.

По мере нашего продвижения толпа становилась все плотнее, и, когда мы подъехали к воротам, мы увидели, что двери украшены фонариками и их охраняет батальон гренадеров. Здесь уже поселился генерал Бонапарт, которому и были предоставлены апартаменты, ранее подготовленные для моего отца. Отец, человек вспыльчивый, на этот раз не сказал ни слова, и, когда дворецкий спустился с весьма удрученным видом, объясняя, что он вынужден был подчиниться приказу муниципалитета, отец ничего не ответил, а хозяин отеля добавил, что он подготовил для нас квартиру в другом, также очень хорошем отеле, хотя и второго плана, который принадлежал его родственникам. Отец поручил г-ну Го приказать кучерам отвезти нас туда.