Утро вечера дряннее (сборник) - Светлана Алешина

Я попыталась скосить глаза налево, чтобы рассмотреть моего спутника, но эта попытка отдалась в голове новым приступом боли. Я поморщилась и начала потихоньку поворачивать всю голову. Наконец мне это удалась, но ничего интересного я не увидела, лишь ничем не примечательный профиль с крупным носом картошкой, низким лбом, узкими губами, выступающим подбородком и темным бобриком волос. Потом плавно повернула голову в другую сторону.

– Елки-палки! – воскликнула я. – Никита!

Вернее, воскликнуть я всего лишь попыталась, потому что забыла, что рот мой заклеен пластырем. Поэтому у меня вырвалось только мычание. Мой знакомец повернулся ко мне и растянул рот в мрачной ухмылке:

– Че, овца, очухалась? Сейчас приедем, – издевательским тоном произнес он.

Я замычала сильнее, демонстрируя Никите свое желание освободиться от пластыря.

Машина действительно уже выехала на привокзальную площадь и остановилась перед зданием вокзала, помещение которого на зимний сезон сдавали разным коммерческим фирмам и фирмочкам. Елы-палы, мелькнула спасительная мысль, в этом здании в цокольном этаже располагается опорный пункт милиции. Да вот и «уазик» милицейский стоит. Я присмотрелась, нет ли в «уазике» водителя. Кажется, нет. Что же, что же делать? «Опель» остановился метрах в двадцати от «уазика». Если бы мне повезло и кто-нибудь появился бы рядом с милицейской машиной, когда меня будут выводить! Уж как-нибудь я бы сумела шумнуть.

– Пикнешь, получишь перо в бок, – предупредил Никита, словно прочитав мои мысли.

Он сунул руку в карман и, что-то вытащив оттуда, поднес к моему лицу. Щелчок. В свете фонаря блеснуло узкое длинное лезвие. От неожиданности я отдернула голову и поморщилась – в висках и затылке снова загудело. Никита гаденько рассмеялся.

– Пошли, – скомандовал он, – только тихо, поняла?

Я легонько кивнула и стала выбираться из машины следом за Никитой. Осторожно выпрямившись, с надеждой посмотрела на «уазик», но никакого движения возле него не обнаружила. Никита левой рукой приобнял меня за плечи, словно свою подружку, а правую с ножом приставил к моему боку. Носатый вылез из машины и встал с другой стороны. Следом выбрался водитель.

– Тронулись, – сказал Никита и, увлекая меня, пошел вдоль здания вокзала.

Мы спустились по широкой, засыпанной снегом лестнице, вошли через металлическую дверь, располагавшуюся на торце здания, поднялись на третий этаж и очутились в длинном узком коридоре, в который выходило множество дверей. Меня подвели к одной из них и втолкнули внутрь.

Это был стандартный офис, ничем не отличавшийся от сотни других. Стол под черное дерево, компьютер, пальма в кадке… Совершенно пустой офис, не считая вошедших, конечно. Никита оставил меня со своим напарником и водителем, которого я так и не рассмотрела, и вышел в соседнюю комнату. Через секунду он вернулся и поманил меня – пришлось подчиниться. Я двинулась за ним. Смежная комната была немного просторней, полы застелены темно-зеленым ковролином, на окнах – вертикальные жалюзи оливкового цвета, тут же пара мягких кожаных диванов, кресла и стол – в дальнем углу. За столом сидел худощавый человек в пиджаке и белой с расстегнутым воротом рубашке. Его вытянутое в длину лицо своей неподвижностью напоминало маску фараона, а редкие светлые волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб. Только в больших умных глазах теплилась какая-то жизнь, и они с интересом рассматривали меня.

В кабинете оказались еще два человека – их я определила как телохранителей. Молодые ребята чуть выше среднего роста, вроде Виктора. Но, в отличие от телохранителей Ежова, просто распираемых от грубой физической силы, которой они, несомненно, обладали, в этих чувствовалась какая-то сдержанная внутренняя мощь, которую можно было назвать уверенностью в себе.

– Вот, – возбужденно заговорил Никита, – я привез ее.

Человек за столом медленно перевел свой тяжелый взгляд на Никиту, плюхнувшегося в свободное кресло.

– Кто это? – В его скрипучем голосе слышалась угроза.

Похоже, Никита тоже почувствовал это, потому что следующая его фраза была не такой радостной, скорее – суетливо-беспокойной.

– Как кто? Ольга, конечно. Че ты меня путаешь, Рудик?

– Где ты ее взял? – Человек за столом, которого Никита запросто называл Рудиком, пока сохранял самообладание.

– То есть как это где? – Никита даже подскочил в кресле. – Там, где ты мне сказал, – в «Матрице». Она пришла с Ежиком, ну, с этим продюсером. Они обжимались всю дорогу, разве что не трахались на глазах у всех. Я ей и так и эдак, а она – нулями. Меня чуть не покалечили, а ты говоришь – кто это?! – обиженно воскликнул он. Потом подскочил ко мне и одним движением содрал со рта пластырь. Нежный пушок на лице, прилипший к этой вонючей заплатке, превратил миг освобождения в миг неимоверной боли. Я не удержалась и вскрикнула, прижав связанные руки ко рту.

– Ну, скажи, скажи же ему, как тебя зовут! – заглядывая мне в глаза, завопил Никита.

Он схватил меня за плечо и начал трясти. Успокоившаяся было голова снова заныла.

– Говори, сука!

– Отстань, придурок, – попыталась я оттолкнуть его.

– Оставь ее, Ник, – проскрипел длиннолицый. – Надо было Эдика отправить, он ее знает в лицо. Только этот гаденыш до сих пор где-то торчит.

Никита снова плюхнулся в кресло.

– Ничего не знаю, – сконфуженно пробубнил он, – что мне сказали, то я и сделал.

– Ладно, не возникай, – отрезал Рудик и перевел на меня взгляд, полный снисходительной печали. – Что же нам теперь с тобой делать-то, голуба?

– Я так понимаю, – решила я принять участие в беседе, так как она касалась меня самым непосредственным образом, – что произошло какое-то недоразумение, в результате которого я чуть не получила сотрясение мозга. Но поскольку я вам не нужна, то верните мне мои вещи, и я пойду.

Я не стала лезть в бутылку и требовать возмещения морального ущерба, потому как если и не была на сто процентов уверена, куда я попала, то во всяком случае предполагала, что это не бюро добрых услуг.

– Ты что-нибудь говорил ей? – Рудик покосился на Никиту.

– Не успел, – огрызнулся он, – времени не было.

– Ты кто? – Рудик внимательно посмотрел на меня. – Не певичка ли? Да нет, вроде что-то не похоже.

– Я журналист, – пояснила я, – хотела взять у господина Ежова интервью, поэтому была с ним.

– А, бульварная пресса! – пренебрежительно ухмыльнулся Рудик. – Ладно, пожалуй, мы тебя отпустим. Развяжи ее, Никита.

Никита лениво поднялся, достал из кармана свой стилет и полоснул по шнуру, стягивающему мои запястья. Я стала растирать затекшие руки.

– Отпускаю тебя, Оля, – почти ласково сказал Рудик, когда Никита занял свое место в кресле, – но только с одним условием: ты никому и никогда не скажешь, где была и как сюда попала. Ты поняла меня? – угрожающе повысил он голос.