Совок 10 - Вадим Агарев

смысле, что до твоего приезда в дееспособной форме меня держала. Она, кстати, твоя коллега и в Октябрьской прокуратуре работает. Видишь, как ты меня зацепила и насколько я постоянный в своих предпочтениях!

Поймав злоехидный взгляд Эльвиры, я запнулся, а потом всё же решился и спросил.

— Но скажи, любимая, ты же не будешь сейчас скандалить? — указал я глазами на острый шампур с неостывшим еще мясом.

— Да иди ты в жопу, Корнеев! — снисходительно фыркнула Клюйко, — Неужели ты и правда, думаешь, что я с твоей профурсеткой из-за тебя сейчас дуэль на мясорубках устрою⁈ Ты кем себя возомнил, кобель малолетний⁈

— Я возомнил себя тем самым избранным счастливцем, душа моя, которому дарит свою любовь самая красивая и самая умная женщина всех времён, и народов! — облегченно выдал я напыщенный комплимент.

Одновременно с этим прислушиваясь к доносящемуся от ворот шуму. С подспудным и неугасающим беспокойством прислушиваясь…

— Да иди ты уже, впусти свою безумную курицу, иначе она твои ворота разнесёт и обломки по округе разметает! Счастливец хренов! Вот же угораздило меня…

Надо сказать, что Эльвира, к моему глубочайшему удивлению, выглядела не сильно озлившейся. Мне даже показалось, что происходящее её даже некоторым образом забавляет. Мудрая взрослая женщина с трезвым и правильным восприятием житейской действительности! На самом деле это удивительно, особенно, если учесть аномальность её нынешнего гормонального фона беременной самки. Нет, всё же следует окончательно смириться с тем, что никогда мне, примитивному человеку, не понять космической психологии женщин! Или она настолько хорошо умеет скрывать свои истинные чувства?

Все эти мысли суетной чехардой мелькали в моей голове, когда я уже двигался в сторону ворот и калитки. По которой стучали, судя по жестким звукам, какой-то палкой. Глухой и неприступный забор был добротно выстроен из декоративно отформованных бетонных секций, высотой под два с половиной метра. Точно такими же плитами была огорожена войсковая часть, в которой я имел честь отбывать воинскую повинность срочной службы. Хорошо еще, что поверх забора не была протянута колючая проволока. Зная нравы злобного подпола Герасина, у которого я отжал этот загородный объект, я бы ничуть не удивился наличию такой опции. Как не удивился бы и электричеству, пропущенному через ту проволоку. Но сейчас я впервые был рад этому неприступному бетонному рубежу. Кабы не он, то нетерпеливая прокурорша застигла бы нас с Эльвирой врасплох. И мне даже не хотелось думать, во что бы такая внезапность могла бы вылиться. Слава богу, что дачный сезон уже на исходе и день сегодня рабочий. А потому соседние участки сегодня пусты. Это хорошо, меньше будет пересудов.

— Ты почему так долго не открывал мне? — не здороваясь, сходу взялась меня виноватить младшая прокурорша, — С кем ты здесь прячешься? С Анькой?

Выпустив из руки звякнувшую стеклом объёмную авоську, Наталья стремительно обогнула меня и рванула по каменной тропинке вглубь дачного участка. Тратить время на замки и щеколды я не стал и метнулся следом за ревнивой прокурорской мавританкой.

Выскочив из-за кустов на поляну с беседкой, в которой с бокалом красного сухого величественно восседала мадам Клюйко, дщерь видного городского партийца притормозила и встала, как вкопанная.

— Эльвира Юрьевна⁈ — ошарашено выпучила она глаза на невозмутимо разглядывающую её даму, — Тётя Эля, а что вы здесь делаете?

Растерянная Наталья попеременно метала взгляды то на меня, то на Эльвиру.

— Уже ничего! — с едва заметной насмешливостью, ответила Клюйко, — Принимай вахту, а мне в город пора! Ты мне машину организуешь, я надеюсь? — оборотилась она в мою сторону.

Я молча кивнул. После чего развернулся на сто восемьдесят градусов и медленно пошел в дом к телефонному аппарату. Убедившись, что женского бокса с безобразным выдиранием волос не будет, я выдохнул и почти успокоился. Бабьи разборки, не успев начаться, перешли в цивилизованную плоскость и с этого момента перестали быть для меня событием непреодолимой силы. Сейчас я был уверен, что две неглупых и благоволящих мне барышни сумеют договориться без громких матерных слов и поножовщины. Беспокоило меня другое. Откуда мадемуазель Копылова могла прознать про мою дачную лёжку? Вернее, про то, что я сейчас здесь?

Дозвонившись до Нагаева, я заручился его клятвенным обещанием приехать за Эльвирой с Еникеевым на УАЗе или, в крайнем случае, на такси. Вова пообещал быть не позже, чем через час. Не спеша откупорив бутылку красного и отпив из горла её треть, я без особой радости поплёлся к любимым подругам. Рассеянно размышляя о досадных издержках своей активной жизненной позиции. Которую образованные и правильно понимающие мужскую жизнь люди, еще иногда называют полигамностью. А неучи и ханжи, почему-то преимущественно женского пола, формулируют это природное явление гораздо грубее и чаще всего в непечатных словах и выражениях.

— Ну что ты скажешь? — с пугающей неопределённостью обратилась ко мне старшая прокурорская женщина, неодобрительно глядя на меня и склонив набок голову, — Будет машина? — сжалилась она надо мной и конкретизировала свой вопрос, переведя его в бытовую стезю.

Я, не открывая рта, утвердительно кивнул и потянулся за бутылкой вина. Которая вдруг оказалась пустой. А меня-то и не было за столом всего минут двадцать!

— Там в сетке у ворот еда и две бутылки хереса, — нечетко подала голос мадемуазель Копылова, облизнув губы фиолетовым языком, — Здесь всё закончилось! — икнув, уведомила она меня, одним глотком допивая остатки вина из моего фужера.

Быстро же они спелись, без энтузиазма констатировал я. И спились тоже быстро. Впрочем, бокал Эльвиры, как был, так по-прежнему и остался наполненным наполовину. И в отличие от Натальи, окосевшей она не выглядела.

— Это точно! — с энтузиазмом подхватила посыл меня к воротам Клюйко, — Херес он херес и есть! — согласилась она с младшей коллегой, разглядывая меня.

— А ты чего замер? — теперь уже ко мне обратилась она, — Ступай и принеси, что девушка просит! А я пока пойду собираться.

Эльвира поднялась из плетёного кресла и пошла в дом. А я, убедившись, что осоловевшая Наталья с аппетитом мирно поедает шашлык, направился за оборонённой ею авоськой с провиантом. Забыв про свой атеизм и от чистого сердца благодаря бога за бескровное разрешение столь непростой неурядицы.

Из двух бутылок, в живых осталась одна. Что было в пропитанных липким хересом бумажных свёртках, я смотреть не стал. Вместо этого я поторопился назад. Надолго оставлять непростую ситуацию без своего контроля я опасался. Две прокурорских медведицы