Любовь рождается зимой - Саймон Ван Бой

Настроение Ханны улучшилось. Она не упоминала Джонатана, но я замечал, когда она вспоминала его, – она превращалась в статую, безмолвную и неподвижную. В греческой трагедии героический персонаж со своим последним вздохом превращается в мрамор.

Она рассказала мне о своей жизни в Лос-Анджелесе и захотела узнать о Нью-Йорке. Больше всего ее интересовал Центральный парк. Она слышала где-то, что в парке водятся попугаи. Я ответил, что попугаи живут в Бруклине.

Я рассказал ей о своем недавнем концерте. Общество Охраны Центрального парка наградило меня «ключом» от парка. Одной из привилегий обладания ключом была бесплатная поездка на карете. Я вспомнил, как стоял в очереди за мужчиной с дочкой. Маленькой девочке было года три. В ее волосах были заколки с Золушкой. Ее переполняло возбуждение от скорой поездки в карете с отцом. Мужчина наклонялся к ней для разговора. Он что-то прошептал ей на ухо, и она взяла его лицо в свои ручки. Я услышал, как она напомнила ему, что уже носит трусики – что она уже не маленькая.

Возничий оторвался от маленького телевизора, закрыл свой сотовый телефон, встал с сиденья и объявил, что лошадь сильно устала и вскоре должна сделать продолжительный перерыв – осталось всего три поездки. Девочка с отцом были в очереди четвертыми. Она дернула отца за край пиджака и спросила, что сказал возничий. Отец положил ей руку на голову, но ничего не ответил. Он поглядел по сторонам и вздохнул. Дочка попросила его рассказать еще о лошади.

«А Золушка каталась когда-нибудь на лошади? Или только в карете?»

И внезапно две женщины в спортивных костюмах, стоявшие перед ними, вышли из очереди. Отец схватил руку девочки и они подвинулись вперед на одно место. Она спросила, замужем лошадь или нет, и любит ли она яблоки.

Одна из женщин, вышедших из очереди, сказала своей подруге, что она устала и хочет вернуться в отель. Ее подруга рассмеялась, и они взялись за руки.

Ханне история понравилась. Мы проехали лежбище, как мне показалось, морских львов. Но они оказались морскими слонами, и Ханна попросила остановиться, чтобы сделать несколько снимков.

Каждые сорок миль мы останавливались для прогулки или пары сигарет. Мы даже несколько раз целовались.

У меня был концерт в Финиксе через два дня. Мне стало интересно, назвали ли город в честь сказочной птицы, восстающей из пепла. Ханна согласилась, что по-другому и не могло быть.

Когда стемнело, я предложил взять из багажника одеяла и развести костер на песчаном берегу. Я свернул на парковку небольшого круглосуточного магазина и предположил, что, если мы переберемся на пляж, никто не заподозрит, что мы там. Ханна согласилась, что это неплохая идея, и я забежал в магазин отдать продавцу двадцатку. Он был не против такого расклада.

На пляже было куда холоднее, чем нам представлялось, но мы были не против, ведь, запарковавшись, мы двадцать минут целовались в машине с выключенным кондиционером. Ханна поводила головой, когда я целовал ей шею, направляя мои губы туда, где ей хотелось почувствовать мое прикосновение.

Мне не удалось развести костер из-за сырости. Вскоре еще похолодало. Тогда мы просто обнялись и укрылись одеялами. Я прижался шеей к ее волосам. Ее тело повторяло все изгибы моего. Она закинула ноги повыше. Мы лежали без движения, отпечатывая на песке свой силуэт. Где-то недалеко волны разбивались о россыпь камней.

Я проснулся на рассвете. Было все еще холодно, но дышалось легко и веяло свежестью. Ханны нигде не было. Я сел и огляделся. На пляже не было ни души. Я подумал, что она ушла погреться к машине. Я поднялся, чтобы поискать ее, и увидел фигуру на утесе в сотне ярдов. Она запускала воздушного змея.

Когда я добрался до нее, порыв ветра разметал ее волосы. Ветер был таким сильным, что у нее заслезились глаза.

Сперва я собирался сесть и просто наблюдать за ней.

У ее ног лежал другой змей, уже готовый к полету.

«Это ваш змей, месье Бонне», – сказала она, не поворачивая головы.

Я быстро распутал нить; Ханна подсказала мне, что надо начать на пляже и забежать на утес, чтобы змей поднялся. Я скатился с утеса вниз.

Я поднял змея и побежал в ее сторону. Змей легко поднялся в воздух.

Это было пьянящее чувство. Я не запускал змея уже лет тридцать. Сила, тянущая меня вверх, была куда сильнее, чем я предполагал. Но конец нити был у меня в руках. Я был ловцом, а не пленником.

Мы запускали змеев почти все утро, поглядывая друг на друга.

Наконец Ханна отпустила змея.

Он быстро поднялся, закрутившись блестящей спиралью на фоне встающего солнца.

Allez, подумал я.

И мои пальцы отпустили нить моего змея.

Та сила, что мы держали на привязи, в один момент оборвалась.

Змеи понеслись к небесам. Вскоре от них остались лишь два цветных пятнышка. А затем и они пропали. Мы знали, что они где-то там, но вернуть их назад было невозможно.

Шесть месяцев спустя у меня был концерт в Париже, всего один вечер. Вместо номера в отеле я снял машину и отправился в Нуаян. Я добрался до города к шести утра. Повсюду пели птицы, и дороги были пусты. Я нашел пекаря в его маленькой пекарне. Я рассказал ему, как столкнулся с Ханной в калифорнийском отеле. Мне хотелось объяснить ему, почему я перестал писать в последние несколько месяцев, и признаться, что счастье все еще кажется таким далеким – словно все происходит не со мной, а я лишь наблюдатель. Утро было прохладным. Дети нехотя тянулись к школе, так до конца и не проснувшись. Небо затянуло затертым серым цветом. Облака проплывали, как раскрытые ладони. Вскоре небо наполнят капли дождя. Пекарь сел со мной за стол и вытер руки о фартук. Сзади подошла его жена. Пахло свежими грибами. Работало радио.

Пекарь взял мои руки и сказал, что они были очень рады, когда я перестал писать, – и что я должен пообещать перестать присылать им камни. Внезапно я показался себе таким показным и себялюбивым. Я сгорбился и высвободил руки.

Но тут он добавил: «Бруно, мы потеряли дочь, мы не хотим потерять и сына».

«Сыном был бы нам ты», – сказала его жена.

«Им ты нам и стал». – Пекарь взял жену за руку.

«Теперь посылай нам открытки, ладно?» – сказал он.

«Не нужно камней», – добавила его жена.

Прежде чем я отправился к своим родителям, жена пекаря попросила меня познакомить их с Ханной, когда та приедет во Францию. Может быть, они могли бы испечь ей торт и угостить ее в кондитерской, с чашкой дымящегося кофе – четыре человека за нехитрой вечерней трапезой.

XII

Почти через год после нашего знакомства с Ханной Птичник умер. Его некролог был одним из самых длинных за всю историю «Лос-Анджелес Таймс». Его жизнь оказалась далекой от тех слухов, что о нем ходили. Тысячи людей пришли в парк помянуть его со свечами в руках. Вместо птиц в небе кружили вертолеты.