Грегор и смутное пророчество - Сьюзен Коллинз

— А с тараканами вы тоже породнились? — спросил Грегор.

Генри громко засмеялся:

— Я скорее с камнем породнюсь! Он по крайней мере не удерет, когда нужно драться!

Люкса поморщилась:

— И к тому же камень легко уложить на обе лопатки. Я думаю, и ползучего ты бы одолел…

— Но тогда мне пришлось бы до него дотронуться! — в притворном ужасе вскричал Генри, и они оба засмеялись.

— Да, тараканы не отличаются особой храбростью, — сказал Викус, обращаясь в первую очередь к Грегору. Они с Соловет сохраняли серьезность. Затем Викус повернулся к Люксе: — Зато они живучи. И хотя бы из-за своей живучести заслуживают большего уважения с вашей стороны.

Генри и Люкса постарались принять серьезный вид, но глаза их еще смеялись.

— Не думаю, что ползучим так уж важно, уважаю я их или нет, — негромко произнес Генри.

— Что касается тебя, то да. Им скорее всего неважно. Но Люкса обязана их уважать. Если не сейчас, то по крайней мере через пять лет, когда достигнет совершеннолетия и станет править, — сказал Викус. — И тогда глупые шутки о тараканах могут стоить очень дорого, от них может зависеть, будем ли мы дальше существовать. Тараканам вовсе не обязательно быть храбрыми воинами, чтобы нарушить равновесие сил в Подземье.

Его замечание отрезвило Люксу, но разговор теперь совсем не клеился. Неловкая пауза переросла в зловещее молчание. Грегору показалось, что он понял, о чем говорил Викус С тараканами лучше дружить, чем враждовать, и людям не стоит настраивать их против себя.

К счастью, тут наконец подали еду. Слуга поставил перед Грегором полукругом несколько небольших чаш. В трех из них было что-то вроде грибов разного вида. Еще в одной — крупа, похожая на рис, а в самой маленькой — горсточка свежей зелени. Судя по скудности порции, это, видимо, было самое дорогое яство в Подземье.

Еще слуга поставил перед Грегором блюдо с целой жареной рыбиной. Рыба была совершенно такая же, какие ел дома Грегор, только без глаз.

Когда-то они с отцом смотрели по телевизору передачу о рыбах, что живут на очень большой глубине, в глубоководных пещерах, куда никогда не проникает свет, — у этих рыб тоже не было глаз. Однако когда ученые взялись изучать этих рыб в лаборатории, рыбы чувствовали свет, и у них появлялись глаза. Не сразу, конечно, но буквально через пару поколений.

Под впечатлением от передачи отец тогда повел Грегора в Национальный музей естественной истории, посмотреть на безглазых рыб. После этого они туда зачастили. Отец вообще обожал науку, и иногда казалось, что он торопится все свои знания поскорее вложить в голову Грегора. Это было довольно утомительно, потому что любой самый простой вопрос мог повлечь за собой получасовую лекцию. Бабушка в шутку говорила: «Спроси своего папу, который час, — и он примется рассказывать тебе, как устроены часы».

Отцу ужасно нравилось все объяснять, а Грегору — его слушать. А еще Грегор любил вместе с отцом слушать в палатке шум дождя, а в кафешке возле дома делать из картофеля фри скелет динозавра…

Они так и не смогли понять, как это рыбы выращивают себе глаза. У отца, конечно, было несколько теорий, но он не мог объяснить, почему рыбам удалось так быстро измениться.

Грегор задумался о том, сколько времени понадобилось людям, чтобы их глаза стали фиолетовыми. И тут он вспомнил — и обратился к Викусу:

— Кажется, вы собирались рассказать, как люди попали в Подземье.

И пока Грегор, старательно сдерживая себя, чинно и аккуратно вкушал на удивление вкусную пищу, Викус поведал ему историю Регалии.

Трудно сказать определенно, но, кажется, первые люди переселились сюда из Англии в 1600 году.

— А привел их сюда Каменщик, некий Бартоломью из рода Сандвичей, — сообщил Викус, и Грегор с трудом удержался от улыбки. — Он обладал даром предвидения и мог предсказывать будущее. Подземье он увидел во сне, и посвятил свою жизнь поискам этой благословенной земли.

Сандвич с группой последователей приплыл на корабле в Нью-Йорк, где близко сошелся с племенем местных индейцев. Они знали о существовании Подземья и даже периодически спускались сюда для отправления ритуалов многие сотни лет. Но жить в Подземье они не собирались и они ничего не имели против того, что этот сумасшедший Сандвич решил тут поселиться.

— Сумасшедшим он, конечно, не был, — пояснил Викус. — Он просто знал, что однажды на земле не останется ни одного живого существа — выживут лишь те, кто переместился вниз, под землю.

Грегор подумал, что Викусу не мешало бы узнать правду — ведь наверху и по сей день живут миллиарды людей. Но вместо этого он спросил:

— И что же, люди просто собрали вещички и переехали?

— Ну что ты, конечно нет! Понадобилось пятьдесят лет, чтобы сюда перебрались восемьсот поселенцев, которые наглухо закрыли ворота Подземья. Прежде надо было убедиться, что люди смогут обеспечить себя пищей и выстроить стены для защиты. Рим не сразу строился, — улыбнулся Викус. — Это еще Фред Кларк Наземный сказал.

— А что с ним стало? — спросил Грегор, сосредоточенно жуя. Чаши перед ним уже основательно опустели.

— Он умер, — тихо сказала Соловет. — Не смог жить без вашего солнца.

Грегор опустил гриб на тарелку. Он взглянул на Босоножку, всю перемазанную в мягком протертом суфле, которое ей подали, — она сонно рисовала на столешнице узоры, водя пальчиками по пролитому соусу. «Наше солнце», — подумал Грегор. Оно, должно быть, уже зашло там, наверху. Если сейчас уже ночь, и время спать, значит, наверняка приходила полиция. А может, полицейские в этот момент все еще допрашивают маму. Если же они ушли — мама может делать сейчас только одно: сидеть на неосвещенной кухне за столом. И плакать.

Грегор вдруг понял, что больше не желает ничего слушать о Подземье. Он хотел лишь одного: поскорее выбраться отсюда.

Темнота почти физически давила Грегору на глаза, тяжелая, как вода. Прежде он никогда не оставался в кромешной темноте. Дома в окно его комнаты светили уличные фонари, на стенку падал свет фар проезжавших мимо автомобилей. А здесь, едва он погасил масляный светильник, стало так темно, будто он напрочь лишился зрения.

Грегору ужасно хотелось вновь зажечь лампу. Марет сказал ему, что в коридоре факелы будут гореть всю ночь, и Грегор может зажечь там свою лампу. Но он решил поберечь масло — без света он не сможет найти дорогу из Регалии.

Босоножка во сне засопела и теснее прижалась к брату. Грегор обнял ее. Им постелили отдельно, но Босоножка сразу к нему перебралась, как только они остались одни.

Говорить подземным, что им пора спать, не понадобилось. Все прекрасно видели, что у Босоножки слипались глаза, да и Грегор, должно быть, выглядел измученным.

На самом деле усталости он совсем не чувствовал. Адреналина в крови было столько, что он боялся, как бы люди вокруг не услышали стук его сердца, — оно буквально готово было выпрыгнуть из груди, когда они шли по длинному коридору в спальню. Да, меньше всего он хотел сейчас спать.