Покойся с миром - Роджер Желязны

Поэтому я не мог избавиться от смутного чувства тревоги, когда снимал трубку телефона, чтобы позвонить.

Женщину звали Мария Борзини…

Я был уверен, что это была та самая женщина. Девушка Карла Бернини. Другой быть не могло.

Я помнил эту темноволосую, темноглазую, с тонкой талией девушку, которая пригласила нас в Неаполь после нашей весьма удачной поездки в Англию. Мы устроили праздник в узком кругу, втроем. Я открыл вино, она, устроившись на коленях Карла, наблюдала, как я расставлял по стратегическим местам комнаты плоды нашей экспедиции. Всего четырнадцать произведений голландских и фламандских художников. Мы очень редко занимались старыми мастерами. Исключительно по специальному заказу. Обычно иметь дело с ними было слишком рискованно. Особенно с полотнами семнадцатого века. Голландцы и фламандцы, судя по всему, очень любили поесть и поглазеть на цветы. Если они сами не занимались ни тем ни другим, то любили смотреть на картины, где это делали другие. Кроме того, они предпочитали полотна очень удобного размера, которые можно было легко унести под мышкой. А еще многие из них писали по четыре или пять картин на одну и ту же тему. Практически бесполезно было посылать торговцам произведениями искусства и галереям список украденных произведений, в которых были перечислены картины с изображением вазы с цветами или фруктами, группы крестьян за столом, и ожидать немедленной идентификации. Италия была идеальным местом для продажи подобных полотен. Здесь действовало римское право, в соответствии с которым практически невозможно вернуть владельцу то, что приобретено с честными намерениями, таким образом, покупатель является своего рода гарантией безнаказанности.

Расставив картины, я налил вино в бокалы. Карл перестал перебирать в пальцах длинные волосы Марии и произнес тост.

— За искусство, — сказал он и улыбнулся.

— И за прекрасное настоящее для прошлого, — добавил я.

— И за процветающее будущее для тех, кто им занимается, — сказала она, осушила бокал залпом и хихикнула.

Я, наливая вино, не мог не обратить внимания на ее гладкие загорелые ноги и почувствовал, что она заметила это. Оценивает меня? Флиртует? Тогда я не мог понять. Воровская честь действительно существует, хотя всегда утверждалось обратное.

Было в ее внешности нечто крестьянское, с легкой примесью распущенности, а под этой внешностью — странным образом — скрывался ум, цепкости которого позавидовал бы стальной капкан. За годы общения с Карлом Бернини она узнала и сохранила в памяти поразительно много. Мне показалось, что некоторые произведения ей начали действительно нравиться. Я не мог понять, что в ней было показное, что — предназначено Карлу, а что — настоящее.

Однажды утром она решила выпить со мной кофе, пока Карл валялся в постели, и спросила, что бы я почувствовал, если бы оказался единственным оставшимся в живых пассажиром «Боинга-747», разбившегося несколько месяцев назад в Афинах.

— Счастливчиком, — ответил я.

— Да, — сказала она, немного подумав. — И никто не стал бы играть с тобой в карты, несмотря на то что ты никогда не был замечен в шулерстве. У Карла было много неудач в жизни, но все изменилось, как только он начал работать с тобой. Тебя ни разу не поймали. У меня странное ощущение, что ты всегда получаешь самую высокую цену. Даже Карл, который никогда не верил в подобные вещи, стал считать тебя своим счастливым талисманом.

Она коснулась пальцами висевшего на цепочке медальона, улыбнулась, когда поняла, что делает, и уронила медальон в ложбинку между грудями.

Когда она наклонилась, чтобы налить кофе, ложбинка углубилась, но она не поправила халат, зеленый, с оранжевыми цветами. Матисс изобразил бы открывшийся передо мной вид одной плавной линией. Лично я предпочел бы увидеть то, что осталось в тени.

Когда она заговорила снова, речь ее стала более медленной, на лице появилось выражение любопытства. Даже голос изменился, а также грамматика и точность, с которой произносились слова. Это произвело на меня странное действие, подобно эффекту еще одной выпитой чашки кофе.

— Придет день, может быть очень скоро, и ты вернешься в свою страну достаточно обеспеченным человеком, — сказала она. — Да, ты станешь большим и важным, но не утратишь интереса к искусству, ведь оно тебе так нравится.

В этот момент она мягко накрыла мою левую руку своей правой, и я удивился, как точно она угадала мои намерения. Я никому не говорил об этом, но в то время интуиция мне подсказывала, что удача вот-вот отвернется от меня. Я уже решил, что это дело будет последним. Оно должно было принести достаточно денег, чтобы я оставил этот рискованный бизнес.

— Возможно, когда-нибудь я переквалифицируюсь в торговца произведениями искусства, — сказал я.

— О, это случится очень скоро, — заметила она, и ей было не отказать в проницательности. — Я это чувствую. А когда ты уедешь, для нас с Карлом начнутся плохие времена. Карл умеет делать деньги, но не умеет их сохранять. Кроме того, иногда он попадает в беду. Картину узнают, скупщик обманывает, а он не может обратиться в полицию. Часто ему приходится скрываться. Я всегда думала, что когда-нибудь он получит солидную комиссию и сумеет сохранить ее. Потом купит дом и заживет так, как живут другие люди. Когда вы стали работать вместе, я подумала, что это время настанет скоро. Теперь понимаю, что это не так. Работа больше не интересует тебя. Я наблюдала за тобой, слушала, что ты говоришь об этом. Когда ты уедешь, все станет как прежде. У тебя есть то, чего не хватает ему. Я попыталась проанализировать, что именно, но не смогла.

Я пожал плечами.

— А какая она, Америка? — спросила она, наклонившись вперед и глядя мне в глаза. На ее губах появилась легкая улыбка.

— Большая, — ответил я. — Где-то красивая, где-то безобразная. Как везде. Крупные города похожи на другие крупные города. Мне нравятся города.

— Мне тоже, — сказала она. — Когда-то я хотела стать монахиней, но не дала окончательный обет, просто не смогла, потому что люблю носить красивые платья, вкусно поесть, выпить хорошего вина, путешествовать. Так я оказалась в городе, где познакомилась с Карлом Бернини. Иногда он давал мне то, что мне нравилось, но чаще я чувствовала себя так, словно вернулась в монастырь. Он живет от дела до дела и никогда не думает о будущем.

Она рассмеялась, взяла сигарету. Я щелкнул зажигалкой. Самое меньше, что я мог для нее сделать.

— Ты станешь успешным торговцем произведениями искусства, — сказала она и допила кофе.

Через несколько дней, когда мы избавились от товара, они с Карлом поругались, я не слышал, по какому именно поводу. Потом он дал ей пощечину, а я, хотя меня это не касалось, за нее вступился. Мы подрались, и в тот день я узнал много итальянских ругательств. На этом наше партнерство закончилось, и больше мы друг с другом не виделись… ну а потом я обнаружил его труп в своей галерее. Марию я тоже с тех пор не встречал.

Я дождался гудка, набрал номер и, несмотря на прошедшие годы, сразу узнал ответивший мне голос.