Любовь без репетиции - Тина Ребер

Райан бросил беглый взгляд в мою сторону, и на миг мне показалось, что наши глаза встретились.

– Нам устроили отличный прием.

Я улыбнулась, гордясь своим будущим мужем.

– Райан, ты понимаешь, что я просто вынужден спросить о том, что ужасно интересует буквально всех. Все эти слухи… Множество фотографий, запечатлевших тебя стоящим на столе… Пожалуйста, избавь наконец этих женщин от мучительной неизвестности и скажи: ты и правда помолвлен?

Затаив дыхание, я инстинктивно впилась в подлокотники, ожидая ответа… Джимми нарушил уговор и спросил в лоб.

Райан глупо ухмыльнулся, но выглядел в этот момент затравленно и виновато. На миг я решила, что он все выложит, как будто новости, тщательно хранившиеся в тайне, сорвутся с языка сами собой.

Однако в следующее мгновение стало ясно, что момент упущен.

– А разве когда-нибудь было по-другому? – увильнул Райан, стараясь говорить весело и непринужденно. – Скажем так: я очень-очень счастлив и переживаю прекрасный период в моей жизни.

Аудитория отозвалась несколькими выкриками и хлопками, но дело было сделано, критический момент миновал. Ни слова о личной жизни и женщине, которой он поклялся в вечной любви на барном столе перед своими родителями, моими друзьями и толпой незнакомцев.

Я нехотя выдохнула, физически ощущая разочарование, тысячами иголок впившееся мне в руки и грудь.

«Почему он просто не?..»

Джанелл виновато глянула на меня, откровенно сочувствуя. Я отвела глаза, не желая принимать ее сожаление.

После всего случившегося, после публикации фотографий и спекулятивных статей о нашей помолвке я по-прежнему принадлежала к той его жизни, которая оставалась скрытой от публики.

– Вау, – выдохнул Райан, вешая на спинку стула темно-серый пиджак, когда я вышла из спальни.

– Что? – машинально откликнулась я.

Я не вполне поняла, понравился ли ему результат: последние два часа меня беспрерывно красили, причесывали, завивали и поливали парфюмом, и теперь я казалась себе размалеванной до невозможности ходячей рекламой косметики.

Я огладила лиф моего платья без бретелек, проверяя, все ли в порядке. Стилистка выбрала платье от Версаче – облегающее, из черного атласа и шифона, с тончайшими серебряными кружевами и высоким разрезом до бедра. Оно обтекало меня, как вода. Картину довершали каплевидный кулон с бриллиантом и такие же серьги.

– Ты выглядишь сногсшибательно, – пояснил задохнувшийся Райан, для выразительности едва ли не по слогам выговаривая каждое слово.

Его развязный тон и огонек в глазах сказали мне, что низменное желание раздеть друг дружку посетило не меня одну. Он был шикарно одет. Охватившая все мое существо жажда немедленно сорвать с него рубашку и провести языком по мускулистой груди заставила щеки вспыхнуть румянцем.

– Ну как? – неуверенно спросил он, одергивая жилет. – Прилично выглядит?

Я не впервые видела его в костюме, однако сегодня он был блистателен в сшитой на заказ темно-серой тройке от Армани. Я энергично кивнула, но думала в тот момент только о том, что совсем скоро на нем не останется ничего, кроме этой белоснежной сорочки. Не наглухо застегнутой, а распахнутой, дабы продемонстрировать каждый изгиб крепких мышц. Я поправила узел черного галстука и улыбнулась:

– Ты выглядишь как самая настоящая кинозвезда.

Райан взял мое лицо в ладони, ласково улыбнулся и поцеловал – нежно, как и всегда. Голубые глаза в обрамлении бесподобных длинных ресниц заглянули прямо в мои.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Я поцеловала его и ответила тем же, но на душе было тяжко. Весь день я боролась с хандрой, но так и не совладала с разочарованием, хотя любила Райана всеми фибрами души. Ладно, если уж быть совсем откровенной, он меня крайне разочаровал.

– Эй! – окликнул Райан, взяв меня за руку, едва я отвернулась. – Что случилось?

Я не хотела обсуждать причины своего огорчения накануне премьеры. Сейчас ему незачем в это вникать. Мама всегда говорила, что утро вечера мудренее. Возможно, со временем я взгляну на вещи иначе. Бо́льшую часть вечера я молила Небеса даровать мне прозрение.

– Ничего не случилось. – Я изобразила улыбку в надежде рассеять его подозрения.

– Врешь. – Он коротко усмехнулся, входя за мной в ванную. – Тар, по-твоему, я не знаю, когда ты расстроена? Ну же, Тар! Ты должна доверять мне.

Райан притиснул меня к раковине и грудью налег на спину. Тепло его дыхания грело мне ухо.

– Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

Я с трудом сглотнула, тронутая его заботой о моих чувствах, но не желая ими делиться, пока не разберусь в них сама.

– Ты такая с прошлого ужина, но всякий раз, как я спрашивал, уходила от ответа. Поэтому больше не говори, пожалуйста, что все нормально. В чем дело?

Он ласково поцеловал меня в обнаженное плечо.

Я предпочла оградить его от своих переживаний.

– Ничего важного. После поговорим. У тебя сейчас много дел.

Райан обхватил меня руками и крепко прижал к себе:

– Нет. Я не собираюсь ждать так долго. Мы обещали друг другу – забыла? Откровенность и честность. Я хочу знать, что тебя гложет, и выясню это прямо сейчас.

Я молча смотрела на его отражение в зеркале.

– Сию секунду, – велел он уже другим, приказным, тоном.

– Я ждала, что на шоу ты кое-что скажешь, вот и все, – уступая его настойчивому требованию, призналась я и небрежно повела плечом, стараясь смягчить удар.

– О чем?

Я поежилась, боясь, что это кончится плохо.

– О помолвке. Я решила… Раз уж ты ничего не сказал Джимми Коллинзу, то что-нибудь скажешь в «Ночной жизни», но ты и этого не сделал. Я стараюсь не уподобляться тем жалким девицам, Райан, но мне непонятно, почему ты не говоришь правду, когда тебя спрашивают.

Я надеялась, что причины были не в том, чего я понапридумывала.

Он смотрел мне в глаза добрых десять секунд, издал несколько характерных для него горловых звуков и только потом отпустил. Следующим номером явилось его фирменное «созерцание пола и потирание лба».

Я отвернулась к раковине. С мужчинами приходилось вести себя исключительно осторожно, и это, черт побери, старо как мир.

– Вот поэтому я не хотела говорить. Я знаю, Райан, что у тебя есть на то основания. Я просто… считала себя твоей невестой, но теперь невольно чувствую себя какой-то позорной тайной.

Райан опустил крышку унитаза и сел:

– Ты не позорная тайна, Тарин. И никогда ею не была.

– Ты стыдишься меня?