Твой билет в любовь - Анастасия Доронина

— Тогда пустите, — решила Кира. — Я сама посмотрю, что там у вас.

— Вы разбираетесь в сложной системе городской канализации? Приятная неожиданность. Никак нельзя было ожидать этого от такой милой…

— Пустите! — не дослушав, Кира протиснулась в квартиру, с силой оттолкнув молодого нахала.

Ни в какой системе виадуков она, конечно, не разбиралась, нечего было и надеяться. Просто — ну, надо же было что-то делать.

Она вошла в ванную и утонула в клубах пара, в уши ударил шум льющейся воды. Ощупью нашла кран, повернула. Шум прекратился, но с выщербленного кафеля, батареи и маленького, пристроенного у раковины зеркальца для бритья срывались и разбивались о потертый линолеум крупные влажные капли. Конденсат мгновенно осел на Кириных волосах, халатик стал липнуть к телу.

— Вы же здесь баню настоящую устроили!

— Грешен, каюсь, — донесся сквозь клубы пара беспечный голос. А следом возник и он. Встал, загораживая собою проход и не удосужившись натянуть на себя хоть что-нибудь из одежды.

— Какая ты хорошая, — сказал он, откровенно любуясь Кирой. — Маленькая, мокрая, беззащитная. Заморыш мой славный…

«Что вы себе позволяете?!» — хотела было возмутиться Кира, но губы ее оказались запечатаны крепким до боли поцелуем. Она даже не успела почувствовать что-то еще, кроме боли, — так она удивилась. А он уже проводил рукой по ее шее, плечам, груди, шарил по пуговицам халата, чертыхнулся, наткнувшись на булавку, забирался дальше, ниже, к самым ногам.

— Пуст… — Парень не давал ей вымолвить ни звука, властным поцелуем откликаясь на любые попытки закричать, вырваться, позвать на помощь!

И сейчас, спустя четыре года после той истории, закончившейся так трагично, Кира не могла бы объяснить себе, что это было. Нельзя было даже сказать, что он ее изнасиловал — нет, то, что произошло там, на самом краю ванны с отколовшейся эмалью, случилось добровольно, по обоюдному согласию… Она не помнила, в какой именно момент пришло ощущение, что она отдается ему сама — а ведь даже не знала, как зовут этого человека! Но это ее руки обнимали и рвали с него полотенце, ее губы кусали в ответ, ее бедра двигались в такт… И лишь потом, когда все кончилось, пришло ощущение, что этот Аполлон одним своим прикосновением, одним намеком на то, что она стала желанной, сумел пробудить в Кире то самое, природное, дремавшее так глубоко, что казалось почти что отжившим…

Потому что — это был самый большой секрет в Кириной жизни! — потому что он был первым, по-настоящему первым мужчиной за все ее двадцать восемь лет.

Не сказать, что до этого на Кирину честь никто не покушался. Были и торопливые поцелуи в школьной раздевалке, и потные ладошки на коленях в последнем ряду кинотеатра, и потом — позже — многозначительные предложения проводить, напроситься на чашечку кофе… Но как только молодые люди узнавали, что Кира живет с мамой, ухажеры очень быстро исчезали с горизонта, а Тот, настоящий, так и не появлялся. Он не появлялся так долго, что Кира не просто устала ждать — она приняла за Настоящего вот его, вот этого красивого нахального парня, который овладел так удивительно легко и просто.

Она бегала к нему несколько месяцев — довольная мама напрасно считала, что дочь просиживает в «Ленинке» целые часы, усердно готовясь к поступлению в аспирантуру. Набив сумку книгами, Кира выскальзывала на лестничную площадку, секунду-другую стояла, держась за перила и прислушиваясь к стуку собственного сердца, а потом тихонько, как воровка, пробиралась на два пролета наверх.

Там ждала ее Любовь, думала Кира. На самом деле там не было ничего, кроме секса, одного только безумного, безудержного секса, во время которого все кружилось, скакало, неслось с космической скоростью и ухало в пустоту, чтобы потом, после коротких часов передышки, снова собрать из осколков и сплести в клубок руки, ноги, губы, тела…

— Почему ты больше не приходишь ко мне в том халатике? — однажды спросил Олег — так звали молодого бога. — Ты знаешь, дорогая, никогда ты не казалась мне такой соблазнительной, как в тот первый день. Каждый раз я смотрю на тебя и думаю: как обидно, ну где же халатик?

— Глупости говоришь… какой-то халатик, — сонно бормотала Кира, уютно пристраиваясь калачиком у него под боком.

— Не скажи… В любви нужно разнообразие. Слов нет, больше всего ты мне нравишься безо всего, совсем безо всего. И французское белье, которое ты покупаешь в последнее время — ты ведь покупаешь его для меня, это ясно, и поверь мне, я очень тронут, — оно тебе идет.

— Ну так в чем же дело? — говорила Кира, подкладывая под голову его руку. Она таяла — таяла от того, что впервые услышала от него слово «любовь».

— Но в халатике ты действительно становишься такой, какой я тебя впервые увидел. Такой, какая ты есть на самом деле.

— Какой же? — улыбалась Кира его романтическому настрою. Сейчас он ответит ей: «Милой», «Домашней», «Уютной» или что-нибудь в этом роде.

— Заморышем, — спокойно ответил Олег.

Оскорбление было таким сильным, что она даже не сразу поняла его:

— Что?!

— Заморышем. Гадким утенком, — пояснил он, ласково ущипнув Киру за грудь.

— Повтори, что… что ты сейчас сказал?

— Я сказал, дорогая моя, что ты — единственная из женщин, не отдающая отчета в том, в чем кроется сильная сторона твоего очарования.

— И в чем же? В чем моя сильная сторона?

— В некрасивости, — ответил он так интимно, как будто делал ей сейчас редкостный, завораживающий комплимент.

Кира привстала на кровати. Подтянула на себя простыню — впервые за все время ей захотелось прикрыть наготу, спрятаться от него, бежать:

— Ты хочешь сказать, что я кажусь тебе… некрасивой?

Ты не кажешься, ты такая и есть. Милая, давай не будем играть в эти детские игры… не требуй от меня, чтобы я говорил тебе неправду. Да, Мэрилин Монро тебя не назовешь, но для знатоков… Ведь ты знаешь, я знаток, — заметил он не без гордости, — для знатоков в тебе есть особенная прелесть. Красивым девушкам не надо подавать себя, они знают, что они красивы. А ты пытаешься предстать передо мной своими лучшими сторонами, и порой это у тебя выходит очень удачно. И очень комично. Жаль, что ты не видишь своего лица, когда мы занимаемся любовью: оно такое забавное!

— Забавное?

— Ты находишь, что я неудачно выразился?

Кира вся горела, ее била крупная дрожь. Не отпуская рук, которые прижимали к груди обернутую вокруг тела простыню, она встала с кровати.

— Надеюсь, я не обидел тебя, малыш? Мы взрослые люди!

Она молча одевалась.

— Уходишь? Но ведь еще рано! Что с тобой, зайчонок?

— Не смей называть меня зайчонком, — крикнула она. Руки дрожали, ноги не могли попасть в колготки — и, оттого что она оказалась сейчас перед ним в этом ужасном, вдвойне унизительном положении, девушка готова была провалиться сквозь землю.