Камуфлет - Антон Чиж

Среди толчеи два чисто одетых господина, расположившихся за соседними столиками, не привлекли к себе внимания. Перед одним дымился шоколад, у другого — кофе с кувшинчиком сливок. Один сел лицом к окну, другой — к буфету. Оба, как нарочно, развернули свежие выпуски «Нового времени» и «Петербургского листка». Но как-то само собой получалось, что, глядя в строчки, могли говорить. Незаметно для посторонних.

— Все ли готово? — тихо спросил любитель шоколада.

— Можете не беспокоиться, — ответил в тон поклонник слабого кофе. — Весточка нашла адресата.

— Какова реакция?

— Исключительно ожидаемая.

— Есть хотя бы один шанс на провал?

— Исключено. Он ненавидит меня и считает полным идиотом. Не упустит случая поставить подножку.

— Плану поверил?

— Во всяком случае, согласился. У меня три дня разыскать злоумышленника.

— Уж постарайтесь.

— Приложу все усилия. А то не сносить головы.

Господин с шоколадом улыбнулся срочным депешам о переговорах в Портсмуте. А господин с кофе лишь перелистнул страницу.

— Одно только тревожит… — продолжил он.

— Что же?

— Случайность, которую невозможно предотвратить.

— Что именно? Расписание составлено, поменять его невозможно.

— Ключевая фигура. Уж больно умен и пронырлив. Как бы не залез глубоко.

— Каким образом?

— Не знаю. Фактор непредсказуемости.

— Случайности возможны.

— Только не сейчас. Постарайтесь держать ситуацию под полным контролем.

— Это несложно.

— Что ж, будем верить в силу нашего разума.

— Такое божество меня устраивает… Вам пора.

— Да, время пошло. В эти дни встречаемся только по особому поводу. Экстренную связь знаете.

— Конечно. Передайте нижайший поклон нашему другу.

— Непременно.

Господин одним глотком опустошил кофейную чашку, свернул газету, бросил мелочь, не считая, и вышел. А полковник Ягужинский наконец смог вплотную заняться любимым шоколадом. Начальник дворцовой стражи даже позволил себе легкий вздох облегчения. Только к чему относился вздох — к шоколаду или к окончанию встречи — осталось тайной.

Таинство обеденного часа для того и установлено начальством, чтобы чиновники всех Департаментов могли набраться сил для служения отечеству. Преступно отдавать священные минуты чему-либо, кроме наполнения желудка и освежения горла, особенно в такой денек.

Лишь один коллежский советник откровенно манкировал установления, которые и полиции касались. Извиняло лишь то, что ему срочно требовалось уединение среди незнакомой толпы. Идя по теневой стороне Казанской улицы к дому, он решительно не замечал ничего.

Итак, имеем: тело неизвестного юноши, жестоким образом разделанное в «чурку». Известно, что ковчежец, в котором его везли, принадлежит Одоленскому. В историю с кражей раритета верится с трудом. Несомненно, князь имеет к преступлению касательство. Какое именно — пока не ясно. Пряников опознал пассажира, но прислуга дает верное алиби. Известна причина смерти юноши: обильное излияние спермы в горло.

Далее — только вопросы. А именно: кто стал «чуркой», принимал ли Одоленский участие в «удушении», где произошел акт, кто лишил юношу конечностей, а также — где они находятся? И самое главное: зачем такое «живописное» убийство?

А что делать с невероятным участием Софьи Петровны?

Можно представить, как обожаемая супруга в черном платье вывозит сундук с места преступления на вокзал, потом едет к дому, потом возвращается на Арсенальную и оставляет поклажу. Что получается? Чтобы это провернуть, ей пришлось бы уехать с дачи поездом в шесть ноль пять… Вполне возможно! Сам господин Ванзаров позавтракал, как обычно, в глубоком одиночестве в восемь утра и, не решаясь будить любимую супругу, тихо удалился: на даче у них разные спальни. А вот была ли она дома? Пока неизвестно.

Пряников вспомнил, что у пассажира действительно был сверток. По виду не сказать, чтобы тяжелый, с такими бабы ходят. Вроде из старого сукна. С ним господин и исчез. Выходит, Софья Петровна встретила субъекта и передала ему не только ковчежец, но и сверток?

Возможны два объяснения: или она не знала, что везет, выполняя дружескую просьбу, или… Одно точно: из числа участников «удушения» ее можно исключить смело.

Допустим невероятное: это она возила ковчежец. Но зачем было в дом заезжать? В чем тут логика? Не конечности же она там оставила? Наверняка все это — случайное совпадение. Это скоро выяснится…

А подметное письмецо? Ведь все просто складывается: она помогает любовнику скрыть следы преступления. Никакой театральности. Князь Одоленский подходит на роль молодого жуира, который наслаждается женщиной бальзаковского возраста.

Да и можно ли считать, что убийство произошло за городом? Не обязательно. Тело могли привезти на Финский откуда угодно, хоть с соседней улицы. Но проверить все вокзалы надо непременно.

Доверять ли словам хитрого извозчика Растягаева? Тоже все неопределенно.

Что остается? Испросить в понедельник у прокурора разрешение на обыск в особняке князя.

Тут Родион Георгиевич обнаружил себя у ворот собственного дома.

Опершись о решетку, в приятной лености коротал денек Феоктист Епифанов. Дворник обнимал черенок метлы как родное дитя. Завидев важного жильца, степенно поклонился, но шапку ломать не стал:

— Доброго здоровьичка, Родион Георгиевич, что-то на даче зажились, почитай с прошлого воскресенья дома не были-с.

— Славно там… К тому же люблю я жару, в обфем… — добавил Ванзаров, промокая лоб платком. — Как в доме, порядок?

— Как иначе-с! — Епифанов деловито шаркнул метлой.

— Постой, Феоктист, как же, говорифь, не были? А сегодня Софья Петровна заезжала?

Дворник улыбнулся:

— Я и то говорю-с: «Что это вы, Софья Петровна, в такую рань?» А они-с прошли молча, извозчика не отпустили-с.

— А когда уехала?

— Извинения просим, не видал-с…

— Это она платья девочек привозила, — пробормотал коллежский советник.

Изобразив для Епифана приступ забывчивости, резко повернул от ворот и крикнул извозчика.

Жара, однако, усиливалась. Перед глазами так и плыла картина: супруга в черном, в руках котомка, а рядом ковчежец.

Сундучок терпел муки монашки, попавшей в лапы кровожадного и любопытного индейца. Аполлон Григорьевич с полчаса пробовал так и эдак: нажимал резные завитушки, тер уголки и даже попытался отколупнуть резную фигурку. Голова святого с хрустом отвалилась, и подвижник веры обратился в безголовое чудище.