Запах гари - Вячеслав Воронов

Он оделся и улёгся на коврик рядом с кроватью, глядя в рисунок выцветших обоев на потолке. Так пролежали они довольно долго, не обронив ни слова. В коридоре послышались грубая ругань и тяжелые шаги. «Где она?!» — рявкнул кто-то, на дверь обрушился мощный удар, заставивший ее распахнуться. Защелка, жалобно звякнув, покатилась по полу. Крепкая фигура предстала в дверном проёме, трехэтажный мат сотряс атмосферу комнатенки. Судя по всему, Бардаганов был пьян, глаза сверкали, волосы были взлохмачены, шрам на щеке горел.

— И с кем это ты здесь?

Он шагнул к Котилю, в неровном пламени свечи присмотрелся и остолбенел, разглядев цвет кожи соперника.

— Что это за рожа? Это что, негр, что ли? Да это… ты? Опять ты? Я тебе говорил: ещё раз полезешь — убью! Говорил или нет? А ты? — обернулся он к Марине, — сучка! — Всяких уродов выбираешь себе!

— Я никого не выбирала!

— Закрой рот!

— Сам закрой! Вызывай ментов!

— Чего?

— Уши заложило? Ментов вызывай, говорю!

— На кой ментов? Я вас обоих своими руками…

— Он изнасиловал меня.

— Что?! — изумленно воскликнул Котиль, приподымаясь с пола.

— Затащил сюда силой, сволочь…

— Что?!

— И трахал столько, что я чуть с ума не сошла!

— Что?!

— У меня синяков на руках… и везде. А на рожу его посмотри… Я чуть не рехнулась от страха!

— Это ты интересно придумала, — прорычал Бардаганов, сжимая кулаки. — Сначала я тебе голову оторву, а потом на зону отправлю… по весёлой статье! Ты будешь молить о смерти!

Он бросился на Котиля, который уже вскочил, стал бить кулаками, но тот успевал прикрываться. Сцепившись, под звериный рёв Бардаганова они повалились на Марину. Та заорала, не в силах вынести такой тяжести, и, проявив поразительную ловкость, кое-как выскользнула из-под них. Падая, они задели журнальный столик, который с противным скрипом подвинулся к окну. Подсвечник упал, и горевшая свеча оказалась у шторы. Зеленоватая ткань почернела и занялась. Огонь, плотоядно лизнув изображенных на шторе райских птиц, медленно пополз вверх, набирая мощь.

Котиль в полной мере уже не ощущал того прилива сил, что произошел в нём в атмосфере густого сигаретного дыма, в питейном зале. Они, его силы, ушли на любовные борения, но кое-что ещё оставалось. Он схватил Бардаганова за плечи и столкнул с себя. Они снова сцепились, уже взгромоздившись на ноги, обхватив друг друга за шею и топчась по комнатенке, освещаемой всё больше разгоравшимся, глухо гудевшим огнем.

— Так тебе моя рожа не понравилась… — прорычал Котиль, — а ведь это ты сделал её такой! Ты всю мою жизнь…

Он всё больше преодолевал сопротивление могучего, хрипевшего от напряжения Бардаганова, всё ниже клонил его голову, и злобная радость вперемежку с душившим гневом заполонила его. Огонь, охвативший уже другую штору, добрался до потолочных обоев и ковра советских времен, с незатейливым узором, висевшего над кроватью, и припекал ощутимо. «Пожар, идиоты, хватит вам! — закричала голая Марина, метаясь в поисках одежды, но вдруг умолкла на полуслове и замерла. С ловкостью кошки подскочила она к журнальному столику, схватила ключ от комнаты, и, смяв в клубок джинсы с футболкой, выскользнула в коридор. Оглядевшись — не видит ли кто, но коридор был пуст, — дрожавшими руками она вставила ключ, притворила дверь и два раза провернула. Что-то хищное мелькнуло в лице обнажённой женщины; она вынула ключ и быстро пошла по коридору, и за поворотом натолкнулась на двоих подвыпивших мужчин.

— Ух, ты! — выдал один из них, с блеском в глазах пожирая её стройную фигуру.

— Пошли вон! — рявкнула она, остановилась поодаль и принялась быстро одеваться.

Огонь, охвативший значительную часть комнаты, быстро разгорался, а они все боролись, повинуясь пламени более жаркому, полыхавшему в их сердцах. Густой дым наполнил комнату, и Бардаганов задыхался в нем, надсадно хрипя и теряя силы. Котиль же снова чувствовал знакомое возбуждение и радовался этому, радовался дыму, который заволакивал взор, радовался тому, что все склоняется в его сторону. Прижав голову врага до самого пола, стоя на коленях, он злобно захохотал и стал вперемежку с ругательствами ему выговаривать, издеваться, грозить. Бардаганов не сдавался. Изловчившись, он укусил Котиля за руку, и тот вскрикнул от боли. «Нет против вас никакого метода, только огонь! — заорал Котиль, закипая еще большим бешенством. — Сжечь, разорвать, уничтожить всю вашу мерзкую породу! Ничего другого вы не понимаете!».

Поднявшись, он проволок Бардаганова пару шагов, поближе к огню, с жадным треском поглощавшему журнальный столик. Освободив шею Бардаганова, но схватив за волосы, Котиль ткнул его лицом в самый огонь.

— Я один должен жить с такой рожей?! — воскликнул он. — Нет! Ты тоже станешь уродом!

Бардаганов заорал, словно обреченный на смерть. Собрав последние силы, он рванулся, и Котиль тут же отпустил его. Бардаганов упал в стороне от огня, и, задыхаясь, на четвереньках подполз к двери. Получив отпор и уяснив, что не сможет одолеть врага, он забыл о нём и стал искать пути к спасению. Он потянул за дверную ручку, толкнул, затем сильнее, но дверь не поддавалась. Он бил её ослабевшей рукой, бодал головой, разгоняясь на четвереньках, двигался медленно, задыхаясь от заполонившего всё дыма все больше, но всё было напрасно.

Котиль стоял, полной грудью вдыхая дым и трепеща от восторга. Посреди огня, который трещал и набирал силу, как живое существо, долго гнобимое в неволе, и вдруг получившее свободу, огня, с ревом поглощавшего все новую добычу, окутанный черными клубами, он был похож на божество, воплощавшее темную суть бушевавшей стихии. Силы вливались в него, как океанская вода в берега во время бурного прилива. Но здесь уже припекало, и следовало выбираться наружу.

Он вгляделся в оконный проём, где за стеклом в неверном свете пламени увидел металлическую решетку. Он решил, что выбить дверь, даже открывавшуюся внутрь, будет быстрее и проще. Подойдя к Бардаганову, он схватил его за руку, одним рывком оттащил в сторону, чтоб не путался под ногами, и в два удара высадил дверь вместе с коробкой. Образовавшаяся щель позволяла пройти. Он шагнул было, но потом обернулся и поглядел на Бардаганова.

Тот лежал на боку, хрипя и задыхаясь. От ожога на его щеке повыскакивали волдыри размером с грецкий орех, некоторые из них лопнули. Жалким и ничтожным показался он Котилю, совсем не похожим на излучавшего уверенность и силу хозяина буровой, который, упиваясь безнаказанностью, избивал его деревянным бруском, сломал руку и чуть не утопил в убитой отходами реке. Он вцепился ему в руку и легко, словно куклу, поволок за собой. В узком проходе, где из вывернутой коробки опасно торчали здоровенные, выгнутые ударами гвозди, Бардаганов застрял.

— Шевелись! Иначе руку оторву! — рявкнул Котиль. Тот с трудом выпростался, и Котиль протащил его сквозь щель. Кроссовок, зацепившись за брусок дверной коробки, слетел с ноги Бардаганова.