Скабинея - Надежда Храмушина

На голове у неё не было ни одного волоса. Василий вздрогнул. Не было больше её прекрасных пышных волос, некогда окаймлявших её милое лицо. Её шея раздулась, и казалось, что голова сидит прямо на плечах. Василий бессильно рухнул на пол. Сарика снова закуталась в шаль и отвернулась к стене. Потом она произнесла:

— Это проклятие. Вези меня в монастырь.

— Какой? — Еле шевеля губами, спросил он её.

— Любой! — Взвизгнула она — Любой, сейчас же! Слышишь!

Он пулей выскочил из комнаты. Всё плыло перед его глазами. Он бесцельно кружил по городу, стараясь привести свои мысли в порядок. Потом он очутился возле церкви, из которой выходил народ после службы. Он дождался, когда батюшка останется один и подошёл к нему. Сначала батюшка Тихон на него смотрел, как на умалишённого, так невероятны показались ему его речи. Потом они вышли в церковный двор, сели на лавочку, и батюшка заставил Василия ещё раз всё рассказать по порядку. Василий снова повторил ему свой грустный рассказ.

— Надо вам ехать к отшельнику Симону. — Сказал батюшка Тихон, подумав — Сильны его молитвы, слышит его Господь, и говорит с ним. Если кто вам и поможет, так только он. Я завтра с утра сам вас к нему отвезу.

Василий вернулся на постоялый двор, поднялся к своей комнате и прислушался. Потом он осторожно открыл двери и остолбенел. В углу комнаты стояло нечто, совсем не похожее на его жену, даже на ту, которую он увидел сегодня утром. Толстый коричневый панцирь покрывал её плечи и туловище, руки она прижимала к груди, что-то бормоча. Лицо её исказил страшный оскал, рот не покрывал острых зубов, глаза выкатились, радужки не было, и чёрная темнота настороженно смотрела из округлившихся глазниц. Существо дёрнулось, защелкало, но Василий предупредительно вытянул вперёд руку и заговорил. Он говорил и говорил с ней, сам не понимая, что говорит, и звук его голоса успокаивал её. До самого утра они стояли друг напротив друга, пока батюшка Тихон не постучал к ним в комнату. То, что открылось перед ним, он запомнил до конца своих дней. Они закутали Сарику в простыни, Василий отнёс её в коляску батюшки, и они отправились в путь. Сарика только первые минуты спокойно дала себя увезти, но только они въехали в лес, она начала вырываться, кричать, царапаться. Василий с батюшкой её покрепче связали, но она извивалась, стараясь свалиться с коляски. К обеду они подъехали к небольшой землянке, в гуще леса, на берегу узкого ручья.

Брат Симон был могучим старцем, с длинной и окладистой бородой. В его небесных глазах светилась мудрость и любовь, а улыбка его успокаивала сердца, измученные своими грехами и непомерными желаниями.

Василий снова рассказал свою грустную историю, и брат Симон развязал верёвки на Сарике. Она взвыла и соскочила, но он положил ей на лоб свою руку и что-то зашептал. Сарика устало замерла, а потом раздалось её всхлипывание. Совсем человеческое.

Брат Симон оставил Сарику в своей землянке, а Василий вернулся с батюшкой Тихоном в город. Он каждый утро приходил на службу и молился, чтобы Сарика или стала прежней, или покинула этот мир. Он написал родным письмо, написав только, что Сарика заболела, подхватив тропическую лихорадку, и они теперь в Пскове.

Батюшка Тихон раз в неделю ездил к брату Симону, и на все вопросы Василия только горько вздыхал. Василий и сам понимал, что надежды на то, что Сарика снова станет человеком, мало. Он корил себя за то, что не разгадал хитрости её, не остановил её. Но дело было уже сделано. Василий уже не думал об учёбе, о Москве, он стал помогать батюшке в церкви, полюбил всем сердцем службы, их неторопливую светлую радость. Батюшка ему давал брошюрки с житием святых, и он с жадностью читал их, и мирская жизнь отходила от него всё дальше и дальше.

И вот, когда в очередной раз батюшка приехал от брата Симона, он сказал Василию, что Сарика хочет видеть его. На следующее утро они с батюшкой снова поехали к брату Симону. У Василия было радостно на сердце. Он не знал, что ждёт его там, но он верил, что всё теперь будет хорошо.

Брат Симон провёл его в свою землянку. На широкой лавке, лежало маленькое тело его Сарики. Она была закрыта серой мешковиной, но он видел, что она не стала человеком. Брат Симон кивнул ему и вышел из землянки. Василий подошёл к Сарике и наклонился к ней. Она увидела его, и глаза её заблестели, наполнившись слезами:

— Прости меня. — С трудом сказала она, перемежая свои слова щелканьем, и у Василия сжалось сердце — Прости. Я умираю. Спасибо тебе, что не бросил меня и привёз сюда. А теперь уходи, и дай тебе бог мира и покоя твоему сердцу, и не поминай меня лихом.

Василий заплакал и вышел из землянки. Брат Симон подошёл к нему и взял за плечи:

— Проклятие, которое она получила от нечестивого, разрушило не только её тело, но и начало рвать её душу. Слишком поздно пришли вы ко мне. Но она уходит с молитвой и прощением. Крепись. Так для неё будет лучше. Я похороню её здесь, под берёзками. А ты молись за её грешную душу, молитва очищает не только того, за кого мы молимся, но и нас самих.

Вот так закончилась история венгерской графини Сарики, и пусть она будет предостережением для тех, кто ставит земные богатства выше богатства своей души.

Глава 3. Поиски

— Ну что, Оля, поняла, откуда берутся такие люди-жуки? — Сакатов посмотрел на меня поверх своих очков.

— Проклятие. Все беды от проклятий, я это и так знаю. — Ответила я — Но откуда у нас на Урале, проклятие какого-то тропического Горного Духа? Или этот наш сбежавший жук вернулся из неудачного отпуска в тропических морях? И теперь расплачивается за бесцельно прожитые годы?

— Не смейся. Ты что думаешь, только там могут насылать проклятия? Нет, смею тебя заверить. Не спорю, довольно экзотический случай. Но я, сама видишь, нашёл только такое объяснение появления человека-жука, а в наших уральских деревнях такое раньше не встречалось. У нас тут больше лешие водятся. Да, ещё вот девочка-насекомое в Ростове когда-то жила.

— И то ещё не факт. — Возразила я ему — В Ростове, скорее всего, и не было никакой девочки-насекомой, просто рисунки какого-нибудь фантазёра, или иллюстратора Мухи-Цокотухи. Нет, очень мы далеко находимся от тропических племён с их злыми духами.