Реквием - Робин Янг

— Почему ты так говоришь? — возмутился Гуго. — Да, он несколько раз требовал у Эврара денег. Ну и что? Я читал «Хроники Эврара», которые ты прислал после падения Акры. Там нет ни слова ни о каком предательстве — только опасения, высказанные, очевидно, под твоим влиянием, что король вовсе не миротворец и согласился стать нашим хранителем, намереваясь вымогать деньги для войны в Уэльсе. Но покорение Уэльса было необходимо. Каким бы миротворцем правитель ни был, с мятежниками он должен расправляться сурово.

— А чего он лезет в Шотландию? — бросил Уилл. — Он мечтал завладеть этим королевством многие годы и теперь, сокрушив Уэльс, развязал себе руки.

— После гибели короля Александра Шотландия погрузилась в хаос. Бароны грызутся друг с другом за право занять трон. Эдуард предложил им помощь.

— Ничего себе помощь! Он замыслил женить своего пятилетнего сына на наследнице Александра и получить контроль над Шотландией.

— И прекрасно. Не умерла бы Норвежская Дева,[3]на шотландской земле царил бы мир. — Гуго не нравилось выражение лица Уилла. — Вначале шотландцы выразили Эдуарду доверие — после смерти малолетней королевы сделали его своим сюзереном. Он начал восстанавливать у них порядок, укреплять замки, в неспокойных городах ставить гарнизоны. А в благодарность за это они заключили договор с его врагом.

— С каких это пор ты стал англичанином, Гуго? — удивленно спросил Робер.

— Я просто пытаюсь посмотреть на все с точки зрения Эдуарда, — ответил Гуго. — Пытаюсь понять, в чем причина подозрений Уилла. Ведь мы братья! — Он простер к собеседникам руки. — Единомышленники. Единственное, что должно нас заботить, — это благо Темпла. Особенно в столь неспокойные времена. Великий магистр готовит Крестовый поход, а папа задумал сделать из двух враждующих орденов один. Этого нельзя допустить. После Рождества Жак едет в Лондон. Мы будем его сопровождать. — Гуго на секунду замолк. — Эдуард нам поможет. Он друг, я в этом уверен.

Уилл вскинул голову.

— Ты в этом уверен?

— Да.

— Тогда и обсуждать больше нечего. — Уилл встал и направился к двери.

Гуго густо покраснел.

— Остановись, командор! Как ты осмелился повернуться ко мне спиной!

Уилл развернулся, его свирепый взгляд заставил Гуго замолкнуть.

— Мы обсуждали дела «Анима Темпли». На случай, если ты забыл, напоминаю: его глава — я. И если я сказал, что обсуждение закончено, оно закончено.

— Да проклянет тебя Бог, — пробормотал Гуго, глядя на дверь, за которой скрылся Уилл. Робер попытался заговорить, но он его остановил: — Нет, Робер, не пытайся оправдать своего друга. Если он снова позволит себе такую дерзость, я изгоню его из ордена.

Нью-Темпл, Лондон 7 января 1296 года от Р.Х.

Вздымающиеся в рассветное небо столбы черного дыма загораживали солнце. В городе бушевали пожары. Пущенные из осадных орудий валуны ударялись в стены, выбитый щебень убивал людей. Из бухты отплывали последние корабли. Не сводя глаз с ковыляющего по восточному молу человека, Уилл пустил коня мимо толпы измученных женщин с детьми.

«А за ниточки дергал Эдуард. Он меня крепко захватил, и я безвольно болтался в его руках, пока все мои надежды не растаяли, а все твои — сбылись».

Уилл резко сел в постели, с трудом переводя дух.

«Я так долго оставался марионеткой Эдуарда, что продолжал танцевать под его мелодию, даже когда он мной не управлял».

Уилл поднялся, подошел к окну. Уперся руками в подоконник. В воздухе пахло болотистой Темзой. Окаймленная крытой галереей лужайка внизу смутно напоминала о детстве. Он провел в Нью-Темпле всего два года, но здесь они расстались с отцом. Навсегда. Уиллу казалось, будто он пятится — со Святой земли в Париж, из Парижа в Лондон. Дальше лежала его родная Шотландия, о которой он много думал в последнее время. Среди его вещей в мешке лежало аккуратно сложенное письмо от Изенды. Слава Богу, она и старшая сестра Ида были еще живы.

По лужайке шли три сержанта-тамплиера. Черные туники свободно болтались на худых плечах. Когда-то он был вот таким же зеленым юнцом. С благоговейным трепетом посматривал на рыцарей, возвышавшихся над ним подобно могучим ангелам в своих безгрешных мантиях. Он вспомнил, как помогал Саймону в конюшне, как по утрам зимой вместе с Гарином бегал вприпрыжку вокруг учебного турнирного поля. Но это было давно и в совсем другой жизни.

Зазвонил колокол. Сержанты ускорили шаг и исчезли под арками. Уилл вернулся к своему скромному ложу. Согнувшись, вытащил из-под койки мешок и замер.

«Все кончено, Уилл. Разве ты не видишь? Для нас обоих кончено. Мы потеряли все. Единственное, что нам осталось, — это умереть!»

Голос Гарина эхом отражался от каждой частицы внутри его. Уилл болезненно поморщился и полез в мешок. Достал чистую ночную рубаху, в которую был завернут нож, утащенный вчера во время вечерни с кухни. Он явился в часовню с опозданием, но никто не обратил на это внимания. Магистр Англии и его командоры слушали приветственную речь великого магистра. Да если бы и обратили, это не имело значения. Ведь он тоже был командор. Длинное тонкое лезвие ножа заканчивалось крепкой деревянной ручкой. Его легко спрятать, а потом выхватить.

Гарин был пешкой, смертельно опасной, но все же пешкой. Фигуры на доске двигал Эдуард. Сам он, конечно, рук не пачкал, но направлял пешку куда надо и она творила зло. Начиная с убийства Овейна в Онфлере и дальше — события в парижском борделе, засада вблизи Мекки и, наконец, пожар в доме Андреаса. Эдуард всегда добивался своего, не гнушаясь ни убийствами, ни предательствами, изображая при этом искренность и честность. Он обманул даже Эврара. По вине Эдуарда Уилл потерял почти все самое дорогое в жизни и жаждал мщения.

Покидая руины Акры, он поклялся в этом на палубе «Феникса». Тогда в нем бушевал огонь ярости, но прошли годы и в душе остались лишь тлеющие угольки. И вот теперь здесь, на Западе, этот огонь вновь разгорелся, а сейчас, когда враг был совсем близок, пылал вовсю.