Прокурор Никола - Вячеслав Белоусов

– Волошин! – окликнул он одну из фигур, поднявшуюся с гробницы. – Лейтенант! Жив, здоров?

– Так точно, товарищ майор! – отчеканил Волошин, а Ковшову бросилось в глаза осунувшееся лицо молодого парня в темном длинном, почти до пят, плаще.

– Разрешите доложить, товарищ майор? – лейтенант бодро вытянулся перед Серковым.

– Погоди. Это кто с тобой?

– Это?.. Подозреваемый.

– Подозреваемый?

– Задержанный.

– Данила Павлович, – обернулся Серков к Ковшову. – Как поступим?

Ковшов отыскал глазами священника, заметив, как снова спрятался за его спину служка, покончив со свечами; попробовал разглядеть неизвестного, поднявшегося с гробницы вместе с Волошиным, но тот, кутаясь в одеждах, намеренно или обескураженно прятал лицо от света.

– Отец Никон! – кашлянув, проверяя голос, обратился Ковшов к священнику.

– Речи, служивый, – кивнул тот.

– Отец Никон, позвольте, покамест здесь… на месте… определиться нам с некоторыми обстоятельствами?

Священник раздумывал, молчал.

– Сесть только негде. Но, думаю, это не обременит? – добавил Данила.

– За этим и пожаловали, – величаво и укоризненно наконец возгласил священник. – Мне блюсти в храме Божьем велено. Затем владыке нашему Илариону поведать. Понеже любые поругания и поношения знать надоти.

– Согласен он, – повернулся Серков к Ковшову, задумавшемуся над услышанным. – Стращает только, мол, жаловаться будет начальству своему.

– Пусть докладывает, – кивнул Ковшов лейтенанту.

– Согласно заданию… – начал было Волошин.

– Это можно пропустить, – одернул его майор.

– …встреча отца Ефимия…

– Отца Ефимия? – вопросил священник, сверкнув глазами. – Где он?

– Отца Ефимия… – недоуменно глянув на священника, подтвердил Волошин и повернулся опять к майору.

– Продолжай, продолжай, – Серков жестом руки попросил священника не перебивать и добавил: – и покороче.

– Одним словом, встреча их состоялась… – совсем сбиваясь, запнулся лейтенант, – с устанавливаемым нами лицом, наверное, здесь.

– Почему наверное?

– А его тут же и убили, – коротко закончил лейтенант, моргнул и добавил: – По моим наблюдениям.

– Отца Ефимия умертвили?! – бас священника потряс воздух усыпальницы так, что свечи, разом колыхнувшись, едва не погасли; или это опять потянуло шальным сквозняком. – За что? Кто?

– Тише, тише, – Серков уже сделал шаг к священнику. – Спокойнее, отец Никон.

– Смертоубийство в храме! – резало слух.

– Данила Павлович, в такой обстановке мы вряд ли чего выясним.

Священник затих, лишь крестился неистово, за его спиной молился служка.

– Волошин! – Ковшов приблизился к оперативнику. – Вы все своими словами расскажите нам. Не спешите. И не волнуйтесь. Как получится. Короче, длиннее, как получится. Я слушаю.

И Волошин, не отводя от Ковшова глаз, тихо, запинаясь, начал говорить. Как проследовал за отцом Ефимием в склеп, как дождался, пока тот остался один, как увидел подопечного падающим с ножом в спине, как принял решение остаться дожидаться убийцу и как сам убийцу схватил, когда тот к нему подкрался сзади в темноте…

– Этот? – подступил Серков к бессильно опустившемуся опять на гробницу незнакомцу, скрывающему лицо.

Волошин утвердительно кивнул головой.

– Так это послушник наш, Михайло! – вскричал отец Никон. – Я его сам в поиски послал за отцом Ефимием. Канул тот безвестно.

– Куда канул? – не понял Серков.

– Запропастился. Владыка видеть его пожелал.

– Самому владыке понадобился! А что же он у вас тут делал? – заспешил по горячему следу майор.

– Ключарь Савелий! – обратился священник к своему служке.

– Трудников и послушников водил Ефимий в усыпальницу, батюшка. Ведомо вам, ремонт затеян был, – выступил из-за спины священника сутулый ключарь, крестясь. – Сыплются временем могилы.

– Вот, – священник притопнул в такт себе ногой. – Слышали?

– Та-ак… – пошел вокруг гробниц майор, стуча ногами и явно отыскивая приметы времени на камнях. – Сметая пыль с могильных плит, значит?

– Чего это он? – толкнул Шаламов Ковшова локтем. – Не свихнулся?

– Не видать что-то разрушений, – покачивал майор головой, подозрительно косясь на служку.

Ключарь счел правильным снова укрыться за широкой спиной священника.

– Где труп-то? – спросил Шаламов, не глядя на лейтенанта.

– Да, а труп? – замер на месте майор Серков.

Отец Никон в недоумении и возмущении развел руки, не находя слов.

– Я же его в нишу спрятал, – вспомнил Волошин. – А на его место лег сам. Чтоб этого!..

Он резанул взглядом по послушнику Михаилу.

– Поглядим, поглядим, – заторопился майор.

– Вот, – Волошин огляделся вокруг, уверенно зашагал в сторону самой маленькой гробницы, заглянул за нее. – Темно тут. Свечу бы. Здесь ниша, товарищ майор.

Но сзади, опережая майора, уже спешили со свечками Ковшов и Шаламов.

– Глубока, окаянная, – пыхтел Шаламов, заглядывая вниз. – Не видать дна-то. Давайте еще огня!

Три головы склонились над ямой. Три свечки замигали трепетными язычками пламени. На дне никого не было. Вековая почерневшая плита дохнула им снизу в лица зловещим холодом.

Легат[5] забыл, когда гневался, когда последний раз метал громы и молнии, даже когда нервничал и выходил из себя. Врачи предупредили, что все эмоции теперь ему вредны. Может случиться непоправимое. И он страшился приговора.

О том, что действительно жить ему осталось мало, напоминали дряхлеющее тело, пропадающие желания, стынущая страсть. Прошлое порой вспыхивало искрой в глазах, но только на мгновение, и снова западало в черноту провалившихся зрачков. Или приближающаяся смерть так пугала?..

Едва выкарабкавшись с больничной койки, зализывая раны после очередной тяжелой операции, он совсем плохо ходил, говорил тихо, с придыханием, через силу вникал в окружающее – давили швы располосованной грудины. Но главная мысль, сверлившая его до лечебки, не покидавшая в больничной койке, уже завладела его сознанием, мучила в бессонные суточные бдения и заставляла выбираться из тяжкой пропасти мрачного забытья.

Найден след дружков Игнатия Стеллецкого! Сверкнула наконец-то удача! Согрела холодеющую душу!