Псион - Джоан Виндж

— Как вы можете жить с этим?

— Что? — ошарашенно посмотрел он на меня.

— На вас плюют, ни в грош не ставят ваши усилия. Это мучает вас, почему вы не бросите метать бисер перед этими свиньями?

Он открыл рот.

— Но где ты… — Его лицо приняло обычное выражение. — Я живу с этим годы. Я отдаю себе отчет… — Его слова звучали, как убаюкивающее заклинание. — Я верю в то, что делаю. Это нелегко, но не невозможно. — Он сжал одной рукой запястье другой. — Разве ты никогда не преодолевал трудности ради того, во что веришь? — Это был почти вызов.

— Да. Надо было выжить — и я выжил.

Эти слова слетели сами собой — еще одно умное высказывание. Однако затем в моем мозгу стали прокручиваться картины того, что сделал я и что позволил сделать с собой, картины, которые, возможно, давали ему право вернуть мне обвинения, недавно высказанные мной.

— Наверное, ко всему можно привыкнуть, если вынуждают обстоятельства. — Я опустил глаза. — Если об этом много не думать.

Я размышлял о его жизни, обо всех, с кем ему приходилось столкнуться, о людях, заполнявших его мысли до тех пор, пока не осталось ни одной, поддерживающей веру. Неожиданно мне стало ясно, почему эти исследования имели для Кортелью такое значение. Почему он уделял мне такое внимание, почему он должен был заставить меня совершить сегодня этот прорыв и доказать его правоту.

Я подумал о том, что я стал телепатом вопреки всему, и увидел, что линии энергии пси приобретают жизненную силу. Возможно, я рожден для того, чтобы использовать эту энергию. С третьим глазом, с Шестым Чувством, с Дополнительным Ухом… Я думал о том, что кричало в запертой клетке в основании пирамиды моего разума… О том, наконец, что я слишком много думаю. Я взял еще одну таблетку.

— Тебе известно, что значит «сцепка»?

Я покачал головой.

— Это контакт разумов телепата и псиона, настолько спаянный и неразделимый, что их умы превращаются в один — каждый открыт другому полностью, без единой сокрытой мысли. Потоки их пси-энергий взаимодействуют на высшей функциональной ступени и способны на такое, чего не могли бы поодиночке. Это высшая точка самоотдачи другому. Ничего подобного не может ощутить человек, не испытавший такой сцепки, но этот опыт может полностью изменить жизнь участвующих в нем — навсегда. — В его глазах зажегся мечтательный огонь.

— Вам приходилось это делать? — спросил я, потому что он ожидал какого-то отклика.

— Однажды. — Он разжал кулаки; я никогда не слышал столько счастья и тоски, одновременно прозвучавших в единственном слове. — Полная сцепка встречается чрезвычайно редко. Это почти невозможно — не более чем один-два псиона способны на это. Должно получиться редчайшее сочетание высокой возможности и глубочайшей потребности.

Он взглянул на меня, и я прочел в его глазах, что мне никогда не удастся достичь подобной сцепки, если только мой разум не перестанет гоняться за своим собственным хвостом.

— Я не могу себе представить, что когда-нибудь захочу слиться с кем-нибудь таким образом. — Я отодвинулся подальше от него.

Он последовал моему примеру и вздохнул.

— Что ж, путешествие в тысячу миль начинается с первого шага!

Но на следующие шаги понадобилось еще больше времени. С тех пор как я смог установить контакт, Кортелью принялся обучать меня всему, что помогло бы мне управлять этим умением. Я не понимал, как важны те упражнения, что нам приходилось делать. И после них я все равно не понимал, что со мной происходит.

Кортелью утверждал, что мне легче было бы работать со спецами, которые сами не были псионами: их уровень концентрации и контроля находился на столь низком уровне, что любой телепат мог без труда нейтрализовать их. Однако соперничество с другими псионами — это другое дело. Кортелью объяснил, что натренированные телепаты способны создать образ, который затем внедряется в другое сознание, а также обнаруживать в нем нужную информацию, исследовать все его потаенные уголки и возвращаться обратно. Я также узнал, что некоторые телепаты могли охранять этот образ возведением так называемого щита, то есть помещать его в лабиринтах другой информации и образов, или отводить в резерв, чем достигался обманный маневр — пуск разума вторгшегося телепата по ошибочному пути. Большинство псионов лучше защищали себя от чтения своих мыслей, чем обычные люди, потому что отлично контролировали собственный рассудок. Кортелью хотел добиться, чтобы я превзошел его, то есть я должен был отражать его вторжение в мой мозг. Но я не имел контроля над своим разумом, в отличие от него. Я узнал, что если один телепат умеет посылать образы в нужном направлении, а другой — нет, то новичку трудно сохранить тайны, вне зависимости от того, сколько усилий он затрачивает на самозащиту. Чтобы доказать это, Кортелью специально раздражал или злил меня. Я мгновенно забывался, и Кортелью победоносно врывался в мой мозг. Однако он обычно не доходил до самых глубин — это было не нужно. Использование телепатии по-прежнему давалось мне с трудом, а каждое вторжение Кортелью продолжало вызывать во мне бешенство.

Иногда казалось, что он атаковал меня просто для самоутверждения. Для такого мягкого материала, как я, он был закаленной сталью.

И как я ни старался, мне никак не удавалось обвести его вокруг пальца, и это тормозило все дело.

Но, в конце концов, в результате работы с Кортелью я стал настоящим телепатом. Или думал, что стал, даже если никто больше так не считал. Во всяком случае, Гоба заявил, что у него нет времени волноваться по пустякам, когда послал меня на встречу с другими псионами Зибелинга.

Псионы сидели на стульях, расставленных кругом в комнате с перламутровыми стенами и кафельным полом; их было человек двенадцать. Окно выходило в небо.

Зибелинг стоял посреди комнаты, когда я вошел. Он хмуро посмотрел на меня, как будто я опоздал, и произнес:

— Это Кот. Он владеет телепатией.

Все замолчали. Я заметил рыжеволосую женщину, ту самую, которую я видел в первый день; она разглядывала меня. Мне не хотелось идти к этим людям, зная, что они обо мне подумают и наверняка поднимут на смех. Какого черта они меня разглядывали? Вдруг я увидел женщину, которая некогда дала мне шарфик. Она тоже глядела на меня, но выражение ее глаз изменилось. Неожиданно я посмотрел на себя как бы со стороны и увидел опрятного, чисто одетого молодого человека в новом комбинезоне. Я больше не грязный оборванец, измазанный красителем. Кроме того, я понял, что сидящие в комнате люди тоже не были знакомы друг с другом.

Неожиданно для себя я успокоился, и все встало на свои места.

На губах женщины появилась полуулыбка, она потупила глаза. Я прошел в комнату, сел на пустое место, извлек упаковку с камфорой и отправил таблетку в рот. Только сейчас я заметил Кортелью, который сидел среди псионов. Он кивнул мне.