Заклятье красных свечей - Дмитрий Щербинин

И тут они вновь услышали крики своих родителей. И вновь родители звали их по именам, но только на этот раз голоса их слышались с гораздо более близкого расстояния.

Миша и Таня бросились к двери, и отодвинули от неё стол. И всё же у самого порога они замерли. Никак не могли перебороть страх: раскрыть дверь. И тогда дверь сама распахнулась. Причём распахнулась так резко, что слетела с той единственной петли, на которой держалась до этого. А за дверью была их поджидала беззвёздная, угольно чёрная ночь.

Таня сжалась, прошептала:

— Нет, я не могу идти туда… там… смерть… там — ещё страшнее, чем смерть… Миша, мне так страшно сейчас, что, кажется, сама смерть была бы для меня избавлением…

И тут вновь закричали родители. Теперь их голоса прозвучали очень отчётливо: должно быть, они были уже на кладбище. И тогда Миша понял, что родители уже должны были увидеть свет, который выплёскивался в ночь из распахнутой двери.

Миша сделал над собой титаническое усилие: он выскочил на порог, и что было сил закричал:

— Мы здесь! Идите сюда скорее!

— Миша! Таня! — кричали в ответ родители.

— Вы видите нас?! Видите?! — кричал Миша, и размахивал руками.

И вновь те же голоса: «Миша! Таня!». И тут Миша усомнился: действительно это их родители? Эти голоса были лишены эмоций, они точно со дна колодца доносились. Но тут Таня оттащила его обратно, в дом, и заговорила:

— Они не смогут сюда пройти, потому что мы закрыли первую башенку на засов.

— А, ну да… — выдохнул Миша.

И тут раздалось несколько ударов.

— Слышишь? Это они стучат! — воскликнула Таня. — Они хотят пройти, но дверь заперта…

Миша пролепетал неуверенным, дрожащим голосом:

— Хорошо, стало быть, мы спустимся и откроем… им…

Он сказал это «им», и вновь почувствовал, что его пробирает озноб. Он не знал, кто эти «они». Он вовсе не был уверен, что там, внизу, действительно их родители.

А Таня сказала:

— Мы возьмём с собой факелы.

Девушка выбрала два длинных полена, и окунула их в пламя. Получилось две горящие деревяшки, которые при желании можно было назвать и факелами…

Они переступили через порог — шагнули в ночь. Лишь на пару шагов отгоняли угольную черноту факелы. А дальше скорее угадывались, чем виделись густые, усеянные шипами кусты.

Они прошли половину пути, когда вновь закричали родители. Теперь уже совсем близко. И опять Миша был поражён мертвенной бесчувственности их голосов. Так могли кричать куклы-марионетки, но не живые люди. То же самое почувствовала и Таня, но сразу отогнала эти мысли…

Если не считать постоянного, невыносимого напряжения, которое не оставляло их, они дошли до нижней башенки без каких-либо злоключений…

И вот они стоят возле закрытой на засов двери, за которой, по-видимому, были их родители.

— Мама? Папа? — шёпотом позвала Таня.

И вновь родители закричали их имена. Закричали так громко, будто не слышали, что их дети совсем рядом, за дверью. Это был оглушительный, но по-прежнему лишённый каких-либо чувств крик. И они кричали: «Миша! Таня!», так, будто по-прежнему в лесу находились.

— Господи, Миша, Мишенька… — зашептала Таня, и факел в её руке сильно затрясся. — Мне кажется, что это… это не наши родители…

По щекам её текли слёзы, губы её дрожали. И всё же она спросила:

— Мама, папа… это вы?

И с противоположной стороны двери вновь раздался крик:

— Миша!.. Таня!..

— Мы… мы должны… — Таня никак не могла выговорить…

Она стояла перед этой запертой дверью и тряслась. Тогда Миша потянул её назад, он шептал:

— Мы должны вернуться в дом.

— Нет, — замотала головой Таня.

— За этой дверью действительно не наши родители. Я не знаю, кто там, но мы должны бежать. Таня, пожалуйста…

Но Таня вырвалась от него, и шагнула к двери. Миша взмолился:

— Пожалуйста, не открывай…

— Вот смотри — это доска едва держится. Сейчас я оторву её, да и взгляну, кто там снаружи. Если не наши родители, так не будем открывать.

И действительно: в верхней части этой двери выделялась доска. По каким-то причинам эта доска расшаталась, и теперь не сложно было бы её выломать.

— Таня, не надо, — умолял свою сестру Миша.

— Я всё-таки выгляну. Я осторожно.

Таня ухватилась за край этой доски — дёрнула. Доска осталась у неё в руках, а в верхней части двери образовался проём.

— Сейчас я выгляну, и всё узнаю… — дрожащим голосом приговаривала Таня.

— Осторожней только, — молил её Миша.

И вот Таня подошла вплотную к двери, приподнялась на мысках. Миша почувствовал, что не может прятаться за её спиной. Он тоже подошёл к двери, тоже привстал на мысках. И вот они выглянули…

На расстоянии вытянутой руки от них виднелись два чёрных силуэта.

— Мама? Папа? — шёпотом позвала Таня.

Она пыталась посветить факелом, но проём был слишком узким, и у неё это никак не получилось.

И тут в тучах, которые закрыли небо, образовался проём. И в этот проём метнулся яркое молочно-серебристое лунное свечение. И стало видно кладбище, и кривые деревья, и даже смрадные мешочки, которые висели на ветвях.

А Миша и Таня получили возможность разглядеть тех, кто стоял возле двери. Им так хотелось, чтобы это были их родители, что в первое мгновенье им даже показалось, что и это и в правду их мама и папа. Но потом они поняли, что ошибаются…

Хотя чертами лица и фигурами эти существа напоминали их родителей — это не были люди. Тела их были полупрозрачными, сквозь них даже можно было разглядеть кладбище. Жуткими были их глаза: выпученными, раза в три превосходящие обычные человеческие глаза, и без зрачков.

Существа эти раскрыли рты, и оттуда повеяло совершенно нестерпимым, могильным холодом. Миша первым отдёрнулся назад, а Таня на мгновенье замешкалась. И это мгновенье оказалось роковым.

Один из призраков вытянул руку, и вцепился девочке в щёку. Ей показалось, будто сразу сотня ледовых игл пронзила её плоть. Она закричала, попыталась высвободиться, но призрак всё глубже и глубже впивался в её плоть.

Тогда Миша обхватил свою сестру, и со всех сил рванул её назад, в башенку. Вместе повалились они на пол. Также упали и факелы. Причём Мишин факел сразу потух, а вот Танин ещё продолжал гореть.

И вновь раздался вопль: «Миша! Таня!». А потом с противоположной стороны двери послышался скрежет, и дверь начала крошиться. Образовывались новые и новые трещины, и в них можно было разглядеть фигуры лже-родителей.