Прости меня - Алекса Мун

видеть. В мыслях осел вопрос: это же каким нужно быть уродом, чтобы так избить своего ребенка?

Не верю что Мирон виноват. Он хоть и вредный, но я не представляю, что он должен был сотворить, чтобы отец так разозлился.

— Мирон? — резко поворачиваюсь к нему.

Если уж все границы сметены, так почему и дальше не удовлетворить свой интерес?

— Как твоя мать отреагировала на вашу драку с отцом?

Мирон резко меняется в лице и хмурит брови. Отставлять на стол, от греха подальше, горячую чашку.

— Я не хочу об этом говорить, Ольга. Не строй из себя психолога или понимающего человека. То что творится в моей семье, тебе точно не понять, даже если я когда-либо захочу с тобой этим поделиться. Ты лучше со своей семьей разберись…

— А что не так с моей семьей? — резко отвечаю ему вопросом.

Я понимаю, что этого не стоит делать, но я уже сделала. Рядом с Мироном, моя вспыльчивая натура становится неконтролируемой. Я не привыкла, чтобы со мной спорили, поэтому с лёгкостью вступаю в этот конфликт, пытаясь отстоять свое мнение.

— Ты вышла замуж за богатого папика! Ты думаешь я не знаю таких, как ты? — Мирон поднимается на ноги.

— Ты меня сейчас содержанкой обозвал? — делаю к нему резкий шаг. — Ты совсем обнаглел? Это так нынешняя молодежь отвечает на доброту?

— Молодежь? А ты кто? Не слишком ли рано ты себя в старики записала? Но, ты от темы то не увиливай! — делает шаг навстречу мне.

— От какой темы, Мирон?

— От темы, где ты вышла замуж за деньги Яниса Адамиди, — еще шаг и я с запозданием понимаю, что Мирон уже оказался напротив меня. Очень близко. Насколько близко, что я ощущаю жар его тела.

— Что ты делаешь? — шепотом вылетает из меня.

Губы резко пересыхают и я их облизываю. Это не остаётся незамеченным. Мужской взгляд резко опускается за губы и следит за моими движениями.

— Это была плохая идея остаться со мной наедине в пустой квартире, — его голос хрипит и мурашек на моей коже становится в разы больше.

— Отойди от меня!

— А если я не хочу?

— А ты захоти, потому что Янис убьет тебя.

— Только если ты ему расскажешь, — его пальцы оживают и нежно касаются моей щеки, заправляют за ухо упавшую прядь волос.

Я закрываю глаза. Зажмуриваюсь, заставляя себя поверить что это настоящее наваждение. Это все не по-настоящему. Может быть я все еще сплю. Но когда я открываю глаза, Мирон никуда не исчезает, а я по-прежнему стою в миллиметрах от его обнаженного торса.

— Ты ведь не расскажешь ему ничего, правда? Так давай и это останется нашим секретом?

После этих слов чужие горячие губы прижимаются к моим и во рту появляется незнакомый, чужой, дикий вкус с легким ароматом травяного чая… Мирон становится смелее и его наглые руки уже во всю изучают мое тело, а потом крепко прижимают к твердому мужскому торсу.

Я испытываю странные чувства. Страх, волнение, возбуждение. Эти чувства захватывают меня и заставляют игнорировать мозг. Эти чувства заставляют задыхаться или я задыхаюсь от того, что Мирон попросту не позволяет мне сделать вдох. Он не только не позволяется мне вдохнуть, но и высасывает оставшийся кислород.

Эмоции зашкаливают, они волнами расходятся по телу, а внизу живота начинает электризовать. Я как героиня дешевой мелодрамы про измену, осталась наедине с любовником в пустой квартире, хорошо хоть не в номере отеля. Хотя, мелодрама может и не дешевая судя по интерьеру, который с таким трепетом организовывала моя мама, но себя я точно чувствую дешевкой.

Это уже предел. Потолок его наглости смешавшейся с моей бездеятельностью… Осталось только пробить головой бетонную плиту и от безысходности рухнуть на дно… Я не хочу этого, я не хочу последствий, который свалятся на меня подобно снежной лавины. Я не из тех, кто ведет двойные игры, я всегда их презираю.

Мне нужно это прекратить. Только я смогу остановить то что между нами твориться, потому что Мирон похоже очень увлекся. Его прикосновения становятся требовательными, горячий язык проталкивается вглубь, желая слиться с моим в диком греховном танце, а я по-прежнему нахожусь в настоящем ступоре покорно все это принимая, сходя с ума от собственных неправильных эмоций и сумбурной каши из мыслей в голове.

Сжимаю ладонь в кулак и ударяю Мирона в плечо. Мычу ему в рот. Пытаюсь хоть как-то выбраться из крепких объятий.

— Остановись! Мирон, хватит!

Мирон слышит меня и отстраняется. Смотрит затуманенным взглядом, недовольно сводя брови. Это что еще за эмоция? Он злится что я заставила его перестать целовать меня?

— Ты не имел права этого делать! — произношу твердо, но сбитое дыхание меня выдает в не лучшем свете. Грудь ходит ходуном, и приходится дышать через приоткрытые губы, потому что кислорода все еще не хватает.

— Но, я уже это сделал. И ты вроде как не сильно сопротивлялась…

Моим красноречивым ответом служит звонкая пощёчина. У Мирона даже начинает гореть коже от удара.

Больше я не произношу ни слова. Дыхание все еще тяжелое, будто бы я пробежала марафон, но я так и не выиграла… Я сейчас нахожусь в совершенно не в выигрышном положении. На грани измены любимому человеку.

Опустив взгляд на его приоткрытые губы, а потом на шею, где так сумасшедше бьется сонная артерия, я резко разворачиваюсь и ухожу. Плевать, что я оставляю постороннего в квартире матери. То что произошло только что, намного хуже, если вдруг Мирон неожиданно окажется вором…

В ушах белый шум. Я на автомате спускаюсь на улицу и не в силах дальше идти, просто приземляюсь на лавочку. Схватившись за горло, начинаю себя успокаивать. Я ощущаю незнакомый запах на себе. Кажется за те несчастные три секунды, я успела пропитаться Мироном насквозь. Его запах едкий, металлический, дерзкий… мне хочется содрать с себя кожу, чтобы больше не ощущать его на себе, чтобы Янис ни в коем случае не ощутил его.

Как я могла довести до этого?

Этот вопрос гаснет в хлопке подъездной двери. Я дергаюсь в направлении входа и по инерции пальцы на шее царапают кожу. В нескольких метрах от меня стоит Мирон. Слава Богу, парень додумался надеть футболку.

Зачем он пошел за мной? Он получил все что и хотел, что еще ему нужно?

— Стой!

Не собираюсь я с ним больше вступать в диалог. Наши разговори ни к чему хорошему не приводят. Поднимаюсь с лавочки и убираюсь прочь. Надеюсь мое нежелание говорить, было достаточно красноречивым, чтобы Мирон