Рубиновая Долина - Шарон Крич

— Готово! Ур-р-р-а-а!

Он бросился к двери. Надо сказать, он успел вовремя, потому что увидел, как на землю рухнул его любимый молодой клён. Рядом стояли Флорида и Даллас. Девочка зажала ладонями уши. В руках у Далласа был топор.

Тиллер повернулся к Сэйри. Та тоже подошла к двери.

— Мой любимый клён, — в ужасе прошептал он. — Они срубили мой любимый клён.

— О боже! — ахнула Сэйри.

— Эй, Тиллер! Сэйри! — крикнул Даллас. — Посмотрите!.. Мы срубили дерево. Оно росло на пути и мешало… мы сделали всё сами… вам даже не пришлось тратить время, чтобы научить нас обращаться с этой штуковиной.

Даллас с видом триумфатора вскинул топор.

— Держи меня, Сэйри, — только и смог произнести Тиллер, — а не то я вырою яму со змеями и брошу в неё этих детей.

— Пойдём со мной, — позвала его Сэйри, — и, прошу тебя, держи рот на замке, если сможешь, понял меня?

Сэйри терпеливо объяснила Флориде и Далласу, что Тиллер посадил клён, когда уехали их дети, он переживал за него, заботился о нём и каждый день любовался им.

— Итак, очевидно, вы не знали, что это особенное для нас дерево. Но у нас тут много старых и сухих деревьев, которые стоило бы срубить. Думаю, вы могли бы помочь Тиллеру это сделать.

Флорида выхватила у Далласа топор и бросила его на землю.

— Тухлый топор. Дурацкий тухлый топор. — Она посмотрела на Далласа. — Держу пари, им не понравится то, что мы сделали в сарае.

Тиллер невольно разинул рот.

— В сарае? Вы имеете в виду мой сарай?

— Давай, выкладывай, — буркнула Флорида, обращаясь к Далласу. — Но приготовься жить в свинарнике.

Сэйри похлопала себя по щекам.

— Сарай? А что там с сараем?

— Пойдёмте! — произнёс Даллас. — Вообще-то это был сюрприз… мы ещё не закончили, но…

— Замолчи! — приказала ему Флорида.

Не обращая внимания на предупреждение сестры, Даллас подбежал к сараю.

— Давайте сюда! Это так классно!

Пока они шли за Далласом, Тиллер сжимал руку Сэйри. Флорида шагала за ними, пиная на ходу камни и стволы деревьев.

— Кажется, пора делать ноги… прямо сейчас, — пробормотала Флорида. — Спрятаться и не высовывать носа.

Даллас стоял посреди сарая.

— Вот! Полюбуйтесь! Свет!

Тиллер и Сэйри в ужасе уставились на прорубленную в стене сарая дыру. Тиллер прижал руку к груди и тяжело опустился на тюк сена. Сэйри сжала ладони, как будто молилась.

— Вы прорубили в сарае дыру?

— Это окно! — объяснил Даллас. — Потому что здесь слишком темно.

— Окно в моём сарае? — пробормотал Тиллер.

— Успокойся, Тиллер, — попросила его Сэйри.

Флорида стояла у входа в сарай.

— Слушай, старичок! — крикнула она. — Ты вечно жалуешься, что здесь чертовски темно и что ты почти ничего не видишь, работая над этой тухлой лодкой. Мы пытались оказать вам услугу, но теперь видим, что вы не цените нашу любезность. Пойдём, Даллас, давай поскорее слиняем отсюда.

— Нет, подождите, — остановила их Сэйри. — Подождите. Просто для нас это сюрприз, ведь так, Тиллер, дорогой? Боже мой, я уже забыла, когда кто-то проявлял заботу о нас, ведь как давно это было! Правда, Тиллер, милый?

Губы Тиллера были плотно сжаты, нос сморщен, глаза прищурены.

— Хм-м-м… — промычал он в ответ.

— Да, верно, — сказала Сэйри. — Теперь, когда я стою здесь, я вижу, каким замечательным будет окно, когда мы доведём его до ума. Что скажешь, Тиллер? Все эти годы мы жили здесь, и нам ни разу не пришло в голову прорубить в сарае окно. Согласись, что это дельный поступок?

— Хм-м-м.

Войдя в дом, Тиллер увидел Флориду. Та стояла у двери его и Сэйри спальни.

— Что это? — Флорида показывала в угол комнаты.

Тиллер заглянул в угол, но ничего необычного там не увидел. Он обвёл взглядом комнату.

— Надеюсь, вы не прорубили ещё одно окно? — спросил он.

— Нет.

— Там какой-нибудь жук или что-то в этом роде?

— Нет, я имею в виду вон то кресло.

— Кресло-качалку? — переспросил Тиллер.

— Оно и вправду качается?

Тиллер был ошарашен.

— Флорида, ты что, никогда не видела кресло-качалку?

— Может, и видела на фотографиях, но ни разу живьём.

— Неужели? — удивился Тиллер. — Даже не верится, что такое бывает. Давай, посиди в нём.

— Нет, вдруг я его сломаю.

— Не сломаешь, — возразил Тиллер. — Вот, смотри, я могу сесть в него, и оно не сломается. — Он устроился в кресле. — Кто только на нём не качался. Мы с Сэйри качали в этом кресле всех наших детей…

Флорида повернулась, как будто собралась выйти из комнаты.

— Погоди, — остановил её Тиллер. — Куда ты? Сядь, попробуй покачаться в нём.

— Вы что, глухой? Я же сказала, что не хочу.

Тиллер сел в кресло и стал раскачиваться, воспоминая, как держал на руках детей, как их гладил, как им пел, как мечтал об их будущем. Ему было больно думать о том, что Флорида никогда не видела кресла-качалки.

Он нашёл девочку во дворе, она била веткой по стенке колодца. Он встал спиной к ней и как будто разговаривал с деревьями.

— Да, — начал он, — если кто-то надумает сесть в старое кресло-качалку, он может сделать это в любое время, когда ему только захочется. И качаться на нём, пока оно не развалится. И, чёрт возьми, даже если оно развалится, мы просто соберём его снова. — С этими словами он похлопал рукой по ближайшему дереву и зашагал по тропинке.

Флорида вновь в сердцах стукнула по колодцу своей веткой.

— Тухлое старое кресло, — пробормотала она.

* * *

На следующее утро, когда Сэйри и Даллас проверяли, как работает компас, Тиллер услышал тихое поскрипывание, доносившееся из их с Сэйри спальни. Тихонько встав у дверного проёма, он заглянул внутрь.

Слегка покачиваясь, Флорида сидела в кресле-качалке. На коленях у неё лежали две деревянные резные птички с каминной доски.

— Всё хорошо, всё в порядке, — шептала она, гладя птиц.

Тиллер на цыпочках отступил назад, тихонько вышел на крыльцо и посмотрел сквозь деревья на ручей, а затем на стоявший на пригорке сарай. Сев на качели, он вспомнил себя в детстве — тощего, неуклюжего мальчишку, который взбегал на пригорок и лазал по деревьям. Он вспомнил, как его собственные дети, бывало, лазили по этим деревьям или мчались к сараю, и все кучей садились на эти самые качели на крыльце. Тиллер вспомнил, как он сидел в кресле-качалке со своими детьми, и то, как его мать когда-то сидела вместе с ним в этом самом кресле. Даже когда ему было лет десять или двенадцать, мать иногда сажала его себе на колени и, качаясь, приговаривала: «В любом возрасте приятно, когда тебя качают».