Пристрастное наблюдение - Николь Фенникс

подрагивающим светом ламп и отражением их отблесков в зеркалах, глянцевых вазах и до блеска начищенных мебельных поверхностях.

Достала альбом и до семи увлеченно рисовала, слушая, как окном воет беспокойный ветер, выдыхает в лица прохожих осеннюю сырость, безжалостно заигрывает с одинокими тусклыми листочками. Когда я уже заканчивала, мне вдруг показалось, что о стекло что-то ударилось, и в окне мелькнула тень. Я не была полностью уверена, так как сосредоточилась на работе. Нахмурилась, потому что это было странно. Деревья шли по периметру участка на значительном расстоянии от строения. Что же это было? Спальня располагалась на втором этаже. Я перегнулась через подоконник, но никакой стремянки или лестницы внизу не обнаружила. Дорожки, освещенные фонарями, тоже обезлюдили. Да, и не смог бы никто попасть на охраняемую территорию. Может, веточку оторвало ветром? Сердце постепенно успокаивалось. Осталось только какое-то неприятное скребущее чувство, неясное беспокойство.

Рисунок был закончен — получилось огромное здание университета, каким оно видится со стороны парковки, асфальт с лужами и плавающими листьями, а в воде — мое отражение. Положила сушиться акварель и прислушалась еще раз. Ни звука больше. Дом опустел. Этим точно необходимо было воспользоваться.

Нужно сказать, что всплывшие при подслушанном разговоре в кабинете важные бумаги и информация, которая в них заключалась, так и не ушли из мыслей. Меня мучило осознание того, что разгадка может быть очень близко. Стоило лишь протянуть руку. Самое лучшее было бы спокойно съесть оставленный для меня ужин и лечь спать пораньше, но так захотелось хоть одним глазком посмотреть на документы, про которые говорили Маркович и Пантелеев тем злополучным вечером.

Этот зуд сводил меня с ума. «Это мой шанс. Я только посмотрю, ведь дело напрямую меня касается. Это не преступление», — убеждала сама себя, направляясь к кабинету. Если бы я знала, что из этого выйдет, то никогда не полезла бы в этот проклятый кабинет.

Я осторожно пробиралась по коридору и никак не могла отделаться от мысли, что за мной кто-то наблюдает.

Стараясь двигаться бесшумно, я нажала на ручку двери. Если закрыто, то просто уйду. Дверь плавно отворилась. В кабинете царил полумрак. Яркость уличного освещения позволяли разглядеть изысканный классический стиль помещения. Бронзовый блеск стен, обитых плотной шелковистой тканью. Тяжелые портьеры, подхваченные золотистыми шнурками с кистями. Кожа, черный дуб, великолепный узорчатый ковер, антикварные вазы, картины — роскошь кабинета была призвана подчеркивать достаток и статус хозяина. В одном из туманных пейзажей я узнала руку Тернера. Интересно, это подлинник?

В углу рядом с входом стоял секретер, с ручной резьбой и искусной инкрустацией перламутром. Внимательный осмотр ничего не дал. Канцелярские принадлежности, бумага, копии договоров пятилетней давности, старые квитанции. Может, я не то ищу?

Я была уверена, что бумаги находятся где-то здесь. Не будет же Пантелеев возить с собой эти документы? Я обошла массивный стол. Со стороны хозяйского кресла было три ящика. В верхнем оказалось несколько альбомов с фотографиями. Не справившись с любопытством, стала быстро пролистывать. Со снимков на меня смотрела счастливая семья. Ослепительно красивая женщина обнимала за плечи улыбающегося мальчика лет двенадцати. «Мама с Олегом», — узнала я. Далее следовали снимки отдыха на море. Женщина смеется в набегающей волне. Олег, беззаботно размахивающий руками на краю пирса. Сергей Михайлович с бокалом, без пиджака и даже без рубашки. А вот трехъярусный торт на день рождения мальчика и он сам, прижимающий к себе щенка с бантиком на шее. Женщина верхом на лошади в костюме наездницы, свободная и дикая. У меня больно защемило сердце. Сложив все как было, я перешла к следующему ящику. Дернула за ручку, но она не сразу поддалась. Ящик немного заедал и выдвинулся с трудом. В нем лежали оригиналы: документы на покупку автомобилей, договор о совместном владении клуба «Сан-Андреас» Стефаном Марковичем и Олегом Пантелеевым, бумаги по аренде помещений на разные адреса. Но опять же ничего ценного для меня.

Третий ящик, неудобно расположенный почти у самого пола, тоже не захотел поддаваться с первого раза. Дернула сильнее, но рука соскочила, и я сама не поняла, как так случилось, что мой локоть по инерции отбросило назад. Я задела небольшую этажерку за спиной. Она накренилась и ваза, стоящая наверху, пошатнулась. Один миг казалось, что все обойдется. Но ваза продолжила раскачиваться и, не устояв, рухнула об угол стола и разбилась на мелкие осколки.

Я не знаю, как описать свое состояние. У меня не было чувств, кроме безумного страха и отчаяния. Но через секунду стало еще хуже. Дверь кабинета отворилась. На пороге стоял Олег. Я смотрела то на куски стекла у ног, то на его изумленное лицо и понимала, что мне лучше просто умереть. Обреченно опустила голову. Олег включил свет. Молча, по-деловому осматривал масштабы бедствия.

— Развлекаешься? — он опять веселился, — Что ты тут потеряла?

— Я… — у меня даже не было заготовлено версии, — мне показалось… что я услышала странный шум. Я пошла проверить и вот…

Олег, как бы соглашаясь, закивал головой. Но больше ничего не говорил. Я чувствовала, что он просто издевался и не верил ни одному моему слову. Ну, что ж, я бы тоже не поверила. Чтобы нарушить это напряженное молчание, я присела и дрожащими руками стала собирать осколки некогда прекрасного сосуда.

— Стой! — приказал парень, — Я принесу совок.

Но один кусочек стекла уже впился мне в ладонь. Моментально выступила темная кровь. Когда он вернулся со щеткой, теплая бордовая струйка уже оплетала мое запястье. Олег сразу заметил и выругался себе под нос.

— Иди на кухню, я сам закончу.

Я чувствовала себя очень угнетенно. Стояла на кухне, сжимая запястье, и смотрела, как моя кровь капает в раковину. Через минуту Олег выкинул бывшую вазу в мусор. И встал за моей спиной. Из непонятно откуда взявшейся аптечки он достал перекись и щипчики.

— Ну, что там у тебя, чудо? Показывай.

Парень очень умело вытащил застрявший осколок и аккуратно обрабатывал рану, заглядывая мне в глаза, так, словно хотел что-то в них увидеть.

— Ваза … была очень редкая и дорогая? — наконец, решилась задать вопрос.

— Бесценная, — протянул как бы нехотя.

— Боже мой!

— Да, чудо, ты умеешь попадать в неприятности, — грустно усмехнулся Олег.

— Я нечаянно… — было так жалко себя, и в тоже время я отдавала себе отчет, что оказалась в такой ситуации по своей вине.

— А ты знаешь, что в приличных домах все действительно важное принято хранить в сейфе?

— Я не собиралась ничего красть, — почувствовала, что краснею.

— Ну, да, о чем это я? Ты же у