Блики - Виталий Цориев

Аккуратно переставляя смуглые длинные конечности, замирая на миг после каждого шага, первая девочка вползает внутрь. Подождав немного, и уже с меньшей осторожностью за ней следует вторая – с рыжими волосами и бледной тонкой кожей. Её дыхание сбивается от волнения; она постоянно поправляет спадающие на лицо волосы и нервно осматривается: на виске чуть заметно подрагивает жилка, между чешуйками обветренных губ проступает красноватая сукровица. Последняя девочка нерешительно наблюдает от двери, готовая в любой момент устремиться обратно. Возможно, она немного младше и ей нет ещё и одиннадцати. Она почёсывает комариные укусы на лодыжке, бедре, пытается дотянуться до лопатки… Её серо-зеленоватые глаза сужаются от удовольствия.

Быстрым лёгким движением смуглая девочка взбирается на кровать. В комнате тепло и, ворочаясь во сне, мальчик сбросил с себя одеяло. Его пухлое нежное тело на фоне гуашево-голубой ткани заставляет её лицо исказиться: тонкие чёрные брови изгибаются в мучительном восхищении. Она обнюхивает его живот, плавки, бёдра, её волосы касаются кожи мальчика. Стакан густого молочного киселя, лишь пригубленного (он любит его холодным), стоит рядом с кроватью, на низком столике. Аромат ванили сливается со слабым запахом его пота, сладкого, раздражающего.

Сев так, что её острые коленки упирались ему под мышки, рыжая девочка, покусывая верхнюю губу, несколько секунд смотрит в лицо мальчика. Его дыхание учащается, он сопит, из его приоткрытого рта вырывается стон. Девочка наклоняется, рыжие волосы закрывают их лица. Она трётся своими шероховатыми губами о его подбородок, рот. Серебристая паутинка слюны свисает с её губ… Покрытые веками глаза мальчика начинают судорожно метаться, пытаясь найти выход из сна.

Младшая из девочек, наконец осмелев, подползает на четвереньках поближе и какое-то время просто наблюдает, но когда он вновь стонет, она, не выдержав, запрыгивает на кровать, с трудом помещаясь в изножье. Её взгляд на миг встречается с насмешливо искрящимися, карими глазами другой, сидящей слева от него девочки.

Прерывистое дыхание сменяется неприятным чавкающим звуком: рыжая девочка начинает есть его губы. Из разорванных капилляров прыскает несколько тонких струек крови: мелкие красные капельки брызг появляются на ее лице поверх веснушек. Она морщит свой носик, смазывает их рукой и снова принимается есть. Смуглая и самая голодная девочка, широко открыв рот, пытается прокусить бедро мальчика: её челюстные мышцы предельно напряжены. Темные пятна крови, пропитавшей ткань, судороги сладкого тела. Младшая девочка долго лижет его голень, и лишь дразнящий запах оголённой плоти и чавканье других девочек заставляют и её попробовать мальчика на вкус.

Солнечные лучи сдвигаются на несколько сантиметров левее. Глухой стук упавшего плода, шум проехавшей под окном машины. Его глаза открываются: ярко-синие радужки озаряют его изуродованное, лишённое губ и носа лицо. Присев на кровати, он несколько раз моргает, привычно протягивает руку к стакану, начинает пить. Насытившиеся девочки валяются на полу, слизывая друг с друга брызги подсохшей крови. Солоновато-металлический привкус. Что-то испортилось… Густая мучнистая жидкость стекает по его шее; тёмно-бордовые разводы, расцветающие в киселе («вишнёвый сироп?»). Он резко встаёт, пытается сделать шаг, но с грохотом падает: большая часть его правого бедра и вся левая голень съедены.

Выпавший из руки стакан, слабо сияя гранями, с гулким шумом катится под кровать.

Липкая белесая лужа на полу.

Ряды белых коек на колесах, стойки для капельниц, пластиковые пакеты с раствором хлористого натрия. С помощью ширм зал разделен на две половины – мужскую и женскую, но ширмы не плотно придвинуты друг к другу и те пациенты, кому удалось прийти в сознание, могут повернуть голову вбок и увидеть голые некрасивые тела представителей противоположного пола, кое-как прикрытые простынями. В этом зале лежат те, кому пока не нашлось места в одной из палат, – отделение реанимации госпиталя перегружено.

Санитар, молодой, смуглый чеченец, поджарый и мускулистый, распахивает двустворчатые двери, и, толкая каталку впереди себя, провозит к одной из недавно освободившихся коек бледное худое тело Артура. Взяв пациента за плечи и сгибы ног, он без труда перекладывает его на койку и подает знак своей подруге Марине, медсестре, чтобы она подключила к больному аппарат искусственной вентиляции легких, пульсиметр, воткнула катетеры в вену и уретру. Марина, женщина лет тридцати, подходит к койке, окидывает взглядом распростертое перед ней юное тело: правая рука свесилась с края, левая лежит на животе. Кажется, мальчик вот-вот проснется, потянется и зевнет. Она отматывает полоску бинта около метра длинной, отрезает ее от мотка, скручивает, потом складывает пополам, продевает одно из лезвий ножниц в петлю и разрезает редкие белые нити ткани, несколько раз сомкнув и разомкнув ножницы. Санитар не уходит, хотя у него еще куча дел, а продолжает стоять и смотреть, как она привязывает руки Артура к койке, к стальной полой рейке под матрасом, чтобы тот не вырвал из себя катетеры, если будет метаться в бреду. Ещё раз оглядев нагое тело и решив, что мальчик слаб и его ноги можно не фиксировать, достаточно будет привязанных рук, медсестра пододвигает к кровати стойку с ИВЛ, регулирует настройки, надевает ему на лицо и закрепляет на голове маску. Закончив с этим, она достает из кармана халата упаковку с уретральным катетером и кладет её на плоский живот Артура, чуть выше светлых кудрявых волос на лобке. Санитар ухмыляется, глядя на маленький член мальчика, похожий на мягкий бобовый стручок:

– Таким прибором ему будет сложно удовлетворить женщину, да? – низкий голос, едва уловимый акцент, ироничная улыбка и пытливый взгляд. Двадцатитрехлетний санитар чувствует возбуждение и хочет вставить своей подруге прямо здесь, наклонив ее на койку с пациентом, но понимает, что она на это не пойдет, хотя они и в самом начале довольно бурного романа, – Или размер не важен?

– Важен, дурак! – шутя обзывает его она, не поворачивая к нему голову, но чувствуя его влюбленный взгляд на своем теле. Он говорит, что его сводит с ума ее шея и поэтому она стала закалывать волосы так, чтобы держать ее открытой. – Но не только он важен… Помоги мне! Согни ему ноги в коленях, не сильно, вот так, теперь держи. – Она старается говорить с ним строго, словно молодая, неопытная учительница, оставшаяся наедине с хулиганом старшеклассником.

Вставший в изножье кровати санитар придерживает полусогнутые, подернутые светлым пухом ноги Артура, взявшись ладонями за его узкие щиколотки. Он заглядывает в сосредоточенное на процедуре лицо Марины, в ее серо-голубые веселые глаза, но та не хочет встречаться с ним взглядом – она и так еле сдерживает улыбку.

– Стой здесь, я сейчас, – говорит она и идет за судном, ватой и вазелиновым маслом.

Вернувшись через минуту, она ставит судно между разведенных ног Артура, затем берет в левую руку член мальчика, и тщательно протирает его головку, крайнюю плоть и отверстие уретры ватным тампоном, смоченным раствором борной кислоты. Смотрит на губки наружного отверстия уретры, думая, не стоит ли взять катетер диаметром поменьше, но ей лень идти за ним к шкафу, и она распаковывает тот, что уже лежит на животе Артура. Смазав эластичную трубку маслом, она начинает вводить ее в уретру, довольно сильно оттягивая член и проталкивая полупрозрачный пластик внутрь Артура, где-то на сантиметр за одно движение правой руки. Она так сосредоточена, что не сразу замечает, как санитар начинает задирать ей халат, отпустив левую ногу мальчика.