Между прочим… - Виктория Самойловна Токарева

день вызвал Резо Габриадзе для совместной работы. Меня он не отстранил, хотя Резо было вполне достаточно. Мы сели писать втроем, работали в гостинице «Россия». Я сидела в номере Резо за письменным столом. Передо мной стояла пишущая машинка. В окне виднелся лозунг, выложенный электрическими лампочками: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны». Выключенные лампочки были серые. Вечером они зажигались и ярко сверкали. Это значит шесть часов. Конец рабочего дня.

Обедали мы в гостиничном буфете: сосиски с горошком. Очень вкусно, когда хочется есть.

В чем состоит человеческое счастье? Есть, когда хочется есть, спать, когда хочется спать, и все остальное, когда хочется. Когда осуществление совпадает с желанием.

У Данелии болели зубы. Их следовало лечить, но он не захотел тратить время, пошел к врачу и за один прием выдрал восемь больных зубов. В номере гостиницы он сидел, сунув в рот шарф. Шарф был красно-черный, мохеровый, волосатый. Данелия дышал через шерсть, согревал рот. Габриадзе меня недолюбливал, не хотел делить со мной грядущий успех, а успех был гарантирован. Там, где Данелия и Габриадзе, иначе быть не может.

Я тоже была уместна. Данелия привык со мной работать, мы понимали друг друга с полувзгляда.

Все, что я предлагала, Габриадзе критиковал. Говорил: «Это журнал “Юность”», – делая ударение на букве О.

Данелия находился в сложном положении. Ему надо было защитить меня и не потерять Резо.

Однажды мы бросили работу и пошли гулять втроем. Это был какой-то парк. Мы сели на сваленное дерево. Мимо прошли негритянка и двое негритят дошкольного возраста – мальчик и девочка. Дети бежали, перегоняя друг друга.

Резо спросил:

– А негритянские дети бывают смешные?

– Что ты глупости говоришь? – хмуро сказал Данелия. – Конечно бывают…

Не знаю почему, но я запомнила эту прогулку. Лето, сваленное дерево, прямая негритянка. Мы молодые. Вся жизнь впереди.

Началась съемка «Мимино».

Данелия познакомил меня с Фрунзиком Мкртчяном.

– Познакомься, – сказал он. – Это автор сценария.

Фрунзик внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Похожа…

Казалось бы, как может живой человек походить на сценарий? Сценарий – это рукопись, собранная в брошюру. А я – молодая женщина на каблуках. Что общего? И тем не менее общее есть. Атмосфера. Излучение. Фрунзик почувствовал родство. Таким чутьем обладает только тонкий человек. Я оценила Фрунзика.

Позже он подплыл ко мне и таинственно проговорил:

– Приходи ко мне в гостиницу.

Я удивленно посмотрела.

– Женюсь, – добавил Фрунзик.

Я ничего не ответила. Тоже мне, жених нашелся: выпивоха и уродец. Но это не совсем справедливо. Фрунзик был красивый уродец или уродливый красавец. В нем сочеталось одно и другое. Выразительные глаза как будто стекали вниз. Море обаяния.

Снимали сцену ресторана в гостинице «Россия». По сюжету Фрунзик зубами поднимал с пола платок. У него не получалось.

Данелия подошел к нему и строго сказал:

– Ты пьяный, и это заметно. У тебя договор на пятнадцать съемочных дней. Так вот, пятнадцать дней ни капли в рот. Потом делай что хочешь. Понятно? Иначе я сниму тебя с картины.

Прошло пятнадцать дней. Фрунзик подошел ко мне и доверчиво сообщил:

– Знаешь, я две недели не пил. Так хорошо себя чувствовал… – Помолчал и добавил: – Теперь я понимаю, почему эти бездарности весь мир завоевали…

Кого он имел в виду?

Однажды кто-то спросил у Мкртчяна:

– А как твое полное имя?

– Фрунзе.

– Так это же фамилия. Был такой красный командир. Его Сталин ухайдакал.

– И что теперь? – не понял Фрунзик.

– Найди себе нормальное человеческое имя и поменяй в паспорте.

Фрунзик задумался. Ему припомнилось старинное армянское имя: Мгер. Подходит к фамилии Мкртчян: единственная гласная среди согласных.

Фрунзик поменял паспорт, и в титрах стало появляться новое имя: Мгер Мкртчян.

Киношный народ удивился. Стали спрашивать:

– А кто это, Мгер?

– Так это же Фрунзик, – догадывались киношники.

Зрители даже не заметили перемены. Для зрителей Мгер был и остался Фрунзиком.

В конце концов Мгер отпал за ненадобностью.

Было во Фрунзике что-то детское, трогательное. Талант – это отсвет детства в человеке.

Я запомнила рассказ Фрунзика об отце.

Отец воевал в Великой Отечественной войне с Гитлером. Его ранило. Госпиталь. Какой-то городок на линии фронта. Немцы прорвали оборону и идут вперед. Надо отступать.

В госпиталь пришло распоряжение: раненых рассортировать. Кто может идти – взять с собой. Остальных – застрелить. Немцам не оставлять.

И вот главврач госпиталя идет вдоль коек, чтобы определить, кого можно взять, кого нет.

Молодой отец Фрунзика – копия Фрунзик, вернее, наоборот. Он смотрит на врача своими огромными, стекающими вниз глазами. В его глазах страх и мольба. Можно себе представить, ЧТО чувствовали раненые на этом обходе.

Врача удивило непривычное лицо. Он спросил:

– Ты кто?

– Армян.

– А кто это? – не понял врач.

Как ответить на такой вопрос? Отец стал перечислять выдающихся армян:

– Сарьян, Сароян, Хачатурян, Капутикян, Амбарцумян.

Отец набрал десять фамилий и замолчал. Больше он никого не знал. «Армяне кончились», – подумал он.

Судя по тому, что отец рассказал эту историю своему сыну, его не отбраковали. Взяли с собой. Он остался жить. Но какие пропасти войны обнажает эта короткая история и как сплетены в ней смешное и трагическое.

Смешное и трагическое – это и есть Фрунзик Мкртчян.

В сценарии был эпизод: в лифте стоят два японца. Входят наши герои: Буба и Фрунзик.

Японцы снизу вверх смотрят на вошедших. Один другому тихо говорит:

– Как эти русские все похожи друг на друга.

Для нас, русских, все азиаты на одно лицо. И то же самое для азиатов: все русские похожи друг на друга. Хотя наши герои совершенно не похожи: один грузин, другой армянин, один красавец, другой – отнюдь.

Настал день съемок. Директор картины привел двух казахов.

– Кого ты привел? – возмутился Данелия. – Тебе было велено достать японцев.

– А где я их возьму? – спросил директор.

– Где хочешь. Езжай в японское посольство и привези двух нормальных японцев в нормальных костюмах.

Казахи виновато моргали. Они, конечно, были узкоглазые, но это и все. Капитализмом от них не пахло.

Отложили съемку на завтра. А завтра в гостинице случился пожар. Это был известный пожар, о котором говорили по радио и показывали по телевидению.

Руководство гостиницы решило, что виновата съемочная группа. Были включены мощные приборы, которые привели к короткому замыканию. Так это или нет – неизвестно, но на другой день группу в гостиницу не пустили.

Два натуральных японца, одетые с иголочки, остались за дверьми гостиницы. Мерзли, ничего не понимали, но молчали вежливо.

Данелия стал умолять швейцара, чтобы