Свадьба вампира - Евгений Бугров

показала острый язычок и невзначай приподняла подол, засветив трусики. Клиент взревел как носорог, теряя остатки благоразумия, и набросился на возлюбленную, срывая одежды. Крик несчастной заметался по квартире, вызывая парализующий эффект. Прохожие застыли с авоськами, трамваи заверещали, паника всегда заразительна, автомобилисты ударили по тормозам, сотрудники ГАИ схватились за кобуры. Замешательство было недолгим, движение постепенно восстановилось, а вот в квартиру зашел прокурор соседней области. Старший брат приехал повидать сестричку, соскучился. И как назло, она все уши ему прожужжала про героического братца, задержавшего однажды целую банду головорезов. Я зашел и застыл, пораженный картиной насилия.

Несчастная сестра сидела на кровати, прижимая к груди остатки бюстгальтера, ее хрупкие плечи содрогались от рыданий, на невинном личике застыла гримаса боли и обиды, по полу разбросаны предметы дамского туалета. Насильник, мерзкий толстяк с расцарапанным до крови лицом, стоял посреди комнаты, спешно застегивая брюки. Со лба струился пот, ему было страшно. Поруганная честь сестры взывала к отмщению! Я двинулся на него, вращая белками. Увидев дикие глаза прокурора, толстяк пал ниц к стопам возлюбленной, умоляя немедленно выйти замуж. Я выдерживал паузу, с шумом раздувая ноздри. Кто знает этих женщин, вдруг любовь? Не следует карать с плеча. Пума тоненько всхлипнула:

– Он женат! – и залилась рыданиями. Немезида в моем лице сняла трубку с телефона:

– Милиция? Срочный вызов.

Толстяк униженно запричитал.

– Я… мы с вами. Договоримся. Я готов возместить ущерб! Пожалуйста.

Моя рука положила трубку. Он пустил слезу, просил не губить детей, помянул тещу и больную жену, брат и сестра выжидающе молчали.

– Если соблаговолите принять в дар…

Да что он мямлит? В нетерпении я топнул ногой, закачалась люстра.

– 5 тысяч, – заключил толстяк упавшим голосом.

– Что?!

– 10 тысяч! – горячо заверил толстяк и посмотрел на Пуму, боясь продешевить.

– 20, – сказала она, промокнув платочком остатки слез и высморкалась. Вообще мы рассчитывали на 5-7, зачем крайности? По тем временам «Жигули» или квартира однокомнатная. И это без грязного секса, и это только начало, проба пера. Но пострадавшая есть пострадавшая, ей решать. Толстяк начал торговаться, я отошел к окну, чтобы не мешать возлюбленным. Он просил сбавить до 15, стенал и канючил, жена с детьми по миру пойдут, он всенепременно повесится. Признаться, растрогал! Прокурорское сердце смягчилось, зачем доводить советскую торговлю до суицида. Я готов был пожурить его и отпустить с миром восвояси. Но Пума даже бровью не повела, стояла на своем: 20, и все тут.

– Вампиры! – с ненавистью сказал он. – Будьте вы прокляты!

Вот и делай добро. Премьера прошла блестяще, а мое хобби вступило в новую, творческую стадию. К сожалению, только на этом этапе я начал постигать смысл и разумность бытия, но… поздно. Законы драматургии, которыми я нещадно оперировал своих клиентов, предписали мне суровый конец. Раскаяние и приговор меня ожидали, а пока? Жизнь продолжалась.

Глава 6

Мэр

Для них не скажешь: «Ленин умер!»

Их смерть к тоске не привела.

Еще суровей и угрюмей

Они творят его дела.

«Ленин». Есенин.

В Приемной председателя Горисполкома было людно. Пышнотелая секретарша в зеленой блузке посмотрела на стремительно возникшего из коридора мужчину. Темный костюм-тройка, подтянутая фигура и решительная походка подсказали ей, что посетитель попытается проникнуть в кабинет мэра без очереди. Действительно, тот с ходу взялся за массивную ручку полированной двери, но, услышав негодующий возглас секретарши, задержался и неучтиво произнес:

– У себя?

– Петр Тимофеевич занят, срочное совещание, – высокомерно изрекла секретарша. – Вы по какому вопросу?

– По личному, – сообщил посетитель, отпуская ручку. – Надолго?

– Совещание не запланированное, могу записать на конец рабочего дня или на понедельник, – секретарша выразительно покосилась на добрый десяток разных посетителей, которые смирным рядком сидели на стульях, ревниво прислушиваясь к разговору. – Как вас записать?

– Я сам представлюсь, – посетитель широко распахнул дверь, и вошел в кабинет. Секретарша ахнула и, не смотря на тучность, подпрыгнула зеленым мячиком и поспешила следом.

Сидевшие за длинным Т-образным столом чиновники, человек двадцать, дружно воззрились на вошедшего без предупреждения мужчину. По пятам возникла возмущенная секретарша, однако по реакции сидевшего во главе стола хозяина города поняла, что ее участие не требуется, и тихо исчезла, аккуратно прикрыв дверь снаружи. Наглец поздоровался общим кивком и застыл в ожидании, словно ватага чиновников должна немедленно прервать заседание, вооружиться лопатами и заняться делом. Присутствующие обратили преданные взоры на хозяина кабинета. Морщинистый невысокий лоб переходил в плоскую, похожую на блюдце, лысину; седые волосы, подстриженные ровным газончиком, напоминали одуванчик; бифокальные очки в модной оправе; дряблые щечки вокруг рта. Председатель горисполкома вполне бы сошел за стареющего профессора, ему было лет семьдесят, если бы не ледяной взгляд водянистых глаз и не крючковатые цепкие пальцы, которые вызывали ассоциации с пауком или осьминогом.

– Здравствуй, Сережа, – будничным тоном сказал мэр, обратившись к посетителю. Как по команде, присутствующие закачали резиновыми улыбками в знак приветствия. Хозяин кабинета кивнул на мягкие стулья, расположенные вдоль стены. – Присаживайся, мы заканчиваем.

Ежов, а это был он, с независимым видом опустился на один из стульев, в сомнении осмотрелся. Кабинет был отделан в стиле советских времен. Коричневые панели из мелко тисненой кожи матово светились, их хотелось потрогать. Простенки меж окнами были скрыты портьерами цвета запекшейся крови, на полу раскинулся традиционно красный ковер, предназначенный для промывания мозгов и прочих экзекуций. Мебельная стенка с множеством створок, наверняка, скрывала в себе полезные шкафчики, например, тайный сейф или бар, ход в бомбоубежище или дверь соседнюю комнату, где имелось же самое со всеми удобствами, еще и постель для отдыха с секретаршей, недаром же она блондинка, еще и пухлая. Думалось не от скуки, но, чтобы сократить время ожидания, а скучать Ежов мог и в гостинице. Совещание подходило к концу, хозяин кабинета давал последние указания, а за его спиной щурил бронзовый глаз вождь мирового пролетариата В. И. Ленин. Аж три хрустальные люстры висели над длинным столом, угрожая жизни заседающих в случае своего неожиданного падения. Наконец, совещание кончилось.

Присутствующие поднялись и, наступая друг другу на пятки, покинули кабинет начальника. Мэр поднялся последним, оказавшись невысокого роста и весьма щуплой комплекции. Провожая подчиненных, он естественным образом приблизился к посетителю, одновременно тот двинулся навстречу и протянул руку.

– Здравствуй, папа.

– Какими судьбами? – мэр рукопожатием не ограничился, обнял Ежова за крепкие плечи, получив тем самым родительское удовольствие, заулыбался, но, заметив мрачное настроение сына, посерьезнел. – Что-то случилось?

Прервав семейную сцену, в кабинет зеленой тучкой заплыла секретарша.

– Петр Тимофеевич! Извините. Какие будут распоряжения? Посетители ждут приема.

– Сколько человек?

– Записалось одиннадцать.

– Четверых на завтра! Остальные после обеда.