Порядки помощи - Берт Хеллингер

Хеллингер подзывает заместителя мальчика к себе, выбирает заместительницу для терапевта и заместителя для отца ребенка. Он ставит отца напротив мальчика, а терапевта за спиной отца.

Сын идет к отцу. Тот раскрывает объятья. Оба крепко обнимаются. Затем Хеллингер ставит терапевта в поле их зрения.

Хеллингер (обращаясь к заместительнице терапевта): Как ты себя чувствуешь здесь?

Терапевт (взволнованно): Это очень трогательно.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо, это все.

Обращаясь к группе: Вы видели, какое это имеет действие, когда терапевт объединяется с исключенным персонажем и уступает ему преимущество. И, конечно, не вмешивается. Самое плохое место для помощника — рядом с клиентом. Это внушает клиенту страх и делает терапевта беспомощным.

Обращаясь к участнице: Хорошо?

Участница: Да.

Участник: Речь идет о мальчике, которому 13 лет, но выглядит он как восемнадцатилетний. Он много занимается черной магией, регулярно ворует деньги, что очень беспокоит родителей, прежде всего мать. Она дошла до такого состояния, что готова сказать: «Я потеряла доверие и скоро он станет мне безразличен».

Хеллингер: Хорошо, сядь рядом со мной. Кого ты не упомянул?

Хеллингер: Отца.

Хеллингер: Что с ним?

Хеллингер: Отец живет с семьей. Он много работает. Я работал над тем, чтобы отец уделял сыну больше внимания. Теперь он больше занимается сыном. Но основную ответственность несет мать.

Хеллингер: Я вижу, что ты работаешь с очень узким кругом, двумя или тремя людьми. Ты уже понял, что решения здесь нет. Следующим шагом ты должен расширить этот круг и посмотреть, что происходило в семьях родителей. Тогда ты доберешься до корней. Так ты сможешь найти решение.

Хеллингер: Мы уже работали на этом уровне и кое-что удалось решить. Стало спокойнее.

Хеллингер: Самый важный вопрос: что произошло?

Хеллингер: Многое. Важно было, что дядя отца, будучи ребенком, во время войны погиб под руинами, когда его дом был разрушен бомбовым ударом. Никто не смог его спасти.

Хеллингер, когда участник хочет продолжать: Достаточно, это достаточно сильно. Мы поставим дядю.

Хеллингер выбирает заместителя для дяди отца и для мальчика и ставит их друг напротив друга.

Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к заместителю дяди): Будет лучше, если ты ляжешь на пол.

У заместителя мальчика глаза все время закрыты.

Хеллингер (обращаясь к участнику): В этом доме были другие члены семьи?

Участник: Я думаю, там был еще один ребенок. Это выявилось, больше никого.

Но с материнской стороны было и еще кое-что. Там был дядя, который был душевнобольным. Во времена нацизма все боялись, что его депортируют.

Хеллингер: Вот оно.

Обращаясь к заместителю дяди: Ты можешь снова сесть.

Обращаясь к участнику: Этого дядю спасли?

Участник: Да, его спасли. По этой линии есть еще один дядя, который в старости покончил с собой.

Хеллингер: Это не столь важно. Мы поставим душевнобольного дядю.

Участник: У него была эпилепсия.

Хеллингер ставит дядю напротив сына. Оба долго смотрят друг на друга. Через некоторое время Хеллингер выбирает заместительницу для матери и ставит ее рядом с братом.

Мать смотрит на него. У него закрыты глаза, он склоняет голову в ее сторону.

Хеллингер (после некоторой паузы): Скажи ей: «Я для вас бремя».

Брат матери: Я для вас бремя.

Участник: Это то, что мальчик ощущает по отношению к своим родителям.

Брат матери снова закрывает глаза. Хеллингер подводит сына к его дяде.

Хеллингер (обращаясь к сыну): Скажи: «Дорогой дядя».

Сын: Дорогой дядя.

Хеллингер подводит сына ближе. Мать протягивает ему руку, подводит племянника и дядю друг к другу и немного отходит. Сын обнимает дядю. Тот кладет голову ему на плечо. Его глаза все еще закрыты, руки бессильно повисли.

Мать отходит еще дальше. Через некоторое время сын ослабляет объятья. Племянник и дядя стоят друг напротив друга, смотрят друг на друга, затем протягивают друг другу руки. Дядя снова закрывает глаза.

Мать стоит некоторое время с опущенной головой, потом смотрит на брата. Тот отходит от сына и подходит к своей сестре. Она крепко обнимает его одной рукой. Он кладет голову ей на плечо, его глаза закрыты. Сын снова отходит назад.

Хеллингер (обращаясь к участнику): Вот решение для мальчика. Это понятно?

Участник: Да, понятно. Фраза, которую ты произнес, была важной.

Хеллингер показывает на расстановку: Этот образ ты должен показать матери.

Хеллингер обращаясь к заместителю сына: Как ты себя сейчас чувствуешь?

Сын: Теперь я чувствую себя хорошо. Раньше у меня было такое чувство, что я сойду с ума.

Хеллингер: Да, именно.

Обращаясь к заместителям: Хорошо, спасибо вам.

После паузы (обращаясь к группе): Если вчувствоваться в душу такого мужчины (когда все боятся, что его депортируют), чувствуешь, что вмешиваться нельзя. Нужно относиться к этому с почтением.

Существует возможность защититься от того, чтобы вмешаться, или от желания, чтобы ему стало лучше. Здесь мы могли это почувствовать и подумали: а может, мы сможем ему помочь? Но какое достоинство!

Участница: Речь идет о мальчике. Он очень умный, но не учится. Ему девять лет. Его родители разошлись. С отцом мальчик послушный, а с матерью агрессивный.

Хеллингер: Ты уже знаешь решение.

Участница: Может быть, ему нужно быть с отцом?

Хеллингер: Что значит «может быть»?

Участница: Я это уже говорила, но…

Хеллингер: Что?

Участница: Отец работает, а мать нет. Поэтому мальчик остался с матерью. Это было их решение.

Хеллингер (обращаясь к группе): Вот и начались возражения против решения.

Участница: Но я ничего не могу с этим поделать.

Хеллингер (обращаясь к участнице): А что произойдет, если отказаться от любых возражений. Если очевидно, что ты права, и отказаться от возражений. Почувствуй, что произойдет в твоей душе.