Невернесс - Дэвид Зинделл

как ты. Нашему Ордену монополии никто не давал.

Я испытал такой шок, что пролил кофе себе на колени и обжегся. Коалиция торговых пилотов Триа — этих изворотливых, беспринципных вещистов и тубистов — давно уже пыталась подорвать власть нашего Ордена.

— Что ты такое говоришь? Ты хочешь, чтобы мы стали предателями?

— По отношению к Ордену — да. Лучше тебе изменить нескольким необдуманно данным обетам, чем загубить жизнь, которую я тебе дала.

— Ты же всегда надеялась, что я когда-нибудь стану Главным Пилотом.

— На Триа ты сможешь стать торговым магнатом.

— Нет, мама. Ни за что.

— Может, тебя это удивит, но есть пилоты, которым на Триа предлагали приличные земельные наделы. Программистам и канторам тоже.

— Но никто из них не согласился, верно?

— Пока нет, — призналась она, барабаня пальцами по столу. — Но недовольство среди специалистов сильнее, чем ты полагаешь. Некоторые историки, Бургос Харша в том числе, придерживаются мнения, что Орден загнивает. А пилотов возмущает обет безбрачия, хотя, по-моему, обычай вступить в брак не менее возмутителен. — Посмеявшись немного, она продолжала: — Внутри Ордена творится такое, что тебе и не снилось. — Она засмеялась снова, как будто знала что-то, чего не знал я, и откинулась назад в выжидательной позе.

— Я скорее умру, чем отправлюсь на Триа.

— Бежим тогда на Лешуа. Твоя бабушка охотно примет нас, хотя ты и бычок.

— Сомневаюсь.

Моя бабушка, которую я никогда не видел, дама Ориана Рингесс, воспитала мою мать, Жюстину и Катарину как подобает. «Как подобает» в понятиях лешуанского матриархата значит раннее посвящение в женские тайны и соблюдение строгих языковых правил. Мужчины у них именуются не иначе как «бычки», «петушки», а иногда и «мулы». Влечение между мужчиной и женщиной определяется как «гнилая горячка», а гетеросексуальный брак — как «прижизненный ад». Гранд-дамы, среди которых бабушка занимает один из высших постов, отвергают мнение, что из мужчин получаются лучшие пилоты, чем из женщин, и содержат одну из лучших в Ордене элитных школ. Когда мать с Жюстиной прибыли в Борху, ни разу не видев мужчин, их глубоко шокировало — а мать еще и ожесточило — то, что молодые самцы вроде Лионела и Соли в математике могут быть сильнее, чем они.

— Дама Ориана, — сказал я, — не сделает ничего, что могло бы посрамить матриархат, — разве не так?

— Слушай меня. Слушай! Я не позволю Соли убить моего сына. — Слово «сын» она вымолвила с таким душераздирающим отчаянием, что я невольно взглянул на нее в тот самый момент, когда она разрыдалась. Нервно выдернув несколько прядей из-под скрепляющей их кожаной ленты, она осушила ими лицо. — Слушай меня. Наш блестящий Соли вернулся из мультиплекса, но блеск его не столь уж велик. Мне случалось обыгрывать его в шахматы — три партии из четырех, пока он не перестал со мной играть.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я заказала тебе хлеб. — Она сделала знак роботу-прислужнику. Тот подкатился к столу и поставил передо мной корзину с ломтями свежего, горячего черного хлеба. — Ешь и пей кофе.

— А ты почему не ешь?

Обычно она тоже ела хлеб на завтрак — мать, как все ее сестры на Лешуа, не признавала пищи животного происхождения, даже искусственного мяса, которое любят почти все жители нашего города.

Я взял продолговатый ломтик и с удовольствием стал жевать. Мать взяла из глубокой мисочки шоколадный шарик и сунула его в рот.

— Ну а вдруг я добьюсь успеха, мама?

Она сунула в рот еще три конфеты и неразборчиво выговорила:

— Иногда мне кажется, что Соли прав и мой сын дурак.

— Ты всегда говорила, что веришь в меня.

— Верю, но не слепо.

— Почему ты считаешь это невозможным? Твердь — такая же туманность, как множество других: горячие газы, межзвездная пыль и несколько миллионов звезд. Возможно, это чистая случайность, что Тихо и все прочие погибли там.

— Что за ересь! — Она раскроила конфету пополам своими длинными ногтями. — Так-то ты усвоил все, чему я тебя учила? Я не потерплю от тебя таких слов. «Случайность»! Тихо убил не случай. Это Она.

— Она?

— Твердь. Сеть, состоящая из миллионов биокомпьютеров планетарного масштаба. Она манипулирует материей, накапливает энергию и искривляет пространство, как Ей вздумается. Мультиплекс внутри нее чудовищно, невероятно сложен.

— Ты произносишь «она» с большой буквы.

— Разве может величайший во вселенной интеллект быть «ей» с маленькой буквы? — улыбнулась мать. — А уж тем более «им»?

— А как же Кремниевый Бог?

— Это неверное наименование. Так его называли старые эсхатологи Ордена, делившие все сущее по мужскому и женскому признаку. Этот разум должен называться «Кремниевой Богиней». Вселенная рождает жизнь — по сути своей она женщина.

— Зачем тогда нужны мужчины?

— Мужчины — это депозитарии спермы. Выучил ты мертвые языки Старой Земли, как я тебя просила? Нет? Так вот, у римлян было выражение «instrumenta vocalia». Мужчины — это говорящие орудия, и слушать их порой очень приятно. Но без женщин они ничто.

— А женщины без мужчин?

— Лешуанский матриархат основан пять тысяч лет назад, а патриархатов нет ни одного.

Иногда мне кажется, что матери следовало стать историком или мнемоником. Она знает очень много всего о древних народах, языках и обычаях — во всяком случае, достаточно, чтобы обернуть спор в свою пользу.

— Я тоже мужчина, мама. Почему ты решила родить сына, а не дочь?

— Глупый мальчишка.

Я хлебнул кофе и поинтересовался вслух:

— Любопытно, как чувствует себя человек, беседуя с богиней?

— Еще одна глупость. Я приняла решение — мы летим на Лешуа.

— Нет уж, мама. Не хочу я быть единственным мужчиной среди восьми миллионов женщин, которые хитрость ставят превыше веры.

Она грохнула чашкой об стол.

— Ладно. Ступай соревноваться со своим Соли. И скажи спасибо, что твоя бабка научила твою мать хитрить.

Я уставился на нее, она на меня, и это продолжалось довольно долго. Я, словно мастер-цефик, пытался разгадать правду по бликам на ее радужке и по складке ее большого рта. Но в результате мне открылась только одна, старая истина: я способен читать по ее лицу не больше, чем заглядывать в будущее.

Я выпил остатки кофе, дотронулся до ее лба и пошел соревноваться с Соли.

К гонкам Тысячи Пилотов никто не относился всерьез. (И столько пилотов в них никогда не участвует.) Это скорее символическая, шуточная битва старых пилотов с новыми, своеобразный ритуал посвящения. Мастер-пилоты — обычно их бывает около сотни — собираются перед Пилотским Залом, пьют горячий квас или что-то другое, по выбору, хлопают друг друга по плечам и кричат разные вещи в адрес