Бунтари не попадают в рай - Татьяна Никандрова

писал конспекты, либо зависал в телефоне. Не дебоширил, не на нарывался ни с кем на конфликт, не злословил. Видимо, в его случае внешность и впрямь обманчива.

– Ну что значит, два мальчика? – нетерпеливо уточняет родительница. – Откуда перевелись? Как учатся? Из полных ли семей?

Набрав в легкие побольше воздуха, начинаю поэтапно выкладывать все, что знаю о новеньких. А знаю я, как оказывается, совсем немного. Находка для шпиона из меня так себе, ничего толкового поведать не могу.

Явно неудовлетворенная моим скомканным ответом мама вновь переводит внимание на отчима, и я облегченно выдыхаю: надеюсь, на сегодня сеанс допросов с пристрастием окончен, и я могу спокойно доесть свой ужин. Однако стоит мне расслабиться, как родительница вновь вспоминает о моем присутствии за столом и переходит к атаке:

– А с оценками как? Тройку по физике исправила?

Эта долбанная тройка ей уже вторую неделю покоя не дает. Каждый день меня из-за нее дергает.

– Еще нет, – сдержанно произношу я. – Пока не было возможности ответить.

– Почему? – в голосе мамы сквозит негодование. – Ты разве не тянешь руку на семинаре?

– Тяну. Просто у нас в группе тридцать человек, и…

– Ася, ну как так? – она начинает заводиться. – Столько времени прошло, а ты все никак не можешь улучшить свои показатели! Хочешь, чтобы преподаватель решил, что тебе плевать? Хочешь испортить свой диплом позорной тройкой по физике?!

– Ир, успокойся, она же сказала, что просто еще не успела ответить, – пытается вмешаться отчим, мягко касаясь маминого локтя.

– Вить, ну я не могу просто так смотреть, как она свое будущее гробит! – мама всплескивает руками.

Честно говоря, во время таких разговоров у меня еда встает в горле комом. Поэтому из-за стола я, как правило, выхожу голодная. Очень трудно есть и параллельно с этим выслушивать жесткую критику. Она не только по нервам, но и по аппетиту бьет.

– Ну какое еще будущее, Ир? Это всего лишь одна тройка, – отчим слабо улыбается. – Исправит она ее, никуда не денется…

– Ой, у меня уже сил нет, – мама утомленно качает головой. – Все ведь ей даем: и кров, и пищу, и на карманные расходы… Одежду, какую хочет, покупаем. Только бы училась хорошо! А она и того не может!

– Мам, я исправлю эту тройку! – говорю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы.

– Уж будь добра, дорогая! – мама гневно упирает руки в бока, глядя на меня так, словно я главное разочарование ее жизни. – Будь добра! А иначе никакого тебе компьютера!

– Но мне компьютер для учебы нужен, – слабо возражаю я.

– Видимо, не очень-то он тебе в учебе помогает! Больше отвлекает, наверное! – ядовито вставляет мама. – И вообще… Мы раньше без всех этих компьютеров учились и прекрасно справлялись: и сессии закрывали, и зачеты. В библиотеку зато ходили, читали много… А вы со своими компьютерами вконец отупели! Даже в уме вам считать лень! Скажи же, Вить?

– Ну… Тут как посмотреть, Ир, – отчим задумчиво почесывает щеку. – Сейчас ведь время другое… Без Интернета никуда.

– Да знаю я их Интернет, – отмахивается она. – Ничего путного в нем нет! Сплошной срам и деградация…

Дальше я не слушаю. Просто выключаю слух и сосредотачиваюсь на гуляше, который густой оранжевой массой покрывает слипшиеся спагетти. Поливать грязью современные технологии, современную систему образования и современную молодежь – любимое занятие родительницы.

Кажется, она никогда не устанет повторять, что в ее молодости жизнь была гораздо лучше. Взрослые были умнее, дети – послушнее, а государство – справедливее.

Иногда у меня создается ощущение, что мама люто ненавидит все, что является продуктом современности. В том числе и меня. Ведь я родилась на заре нулевых. Я будто вечное напоминание о том, что так, как раньше, уже не будет. Я не повторю маминых успехов в гимнастике, не реализую ее несбывшиеся мечты, не стану выдающейся спортсменкой или, на худой конец, талантливым ученым.

Я обычная. Ничем не примечательная девочка-подросток с кучей комплексов и заниженной самооценкой. Периодически меня обсыпает прыщами, я люблю смотреть бестолковые ток-шоу по телику, и мой IQ явно не дотягивает до маминого, ведь в школьные годы она выигрывала почти все олимпиады по этой долбанной физике. А я настолько никчемна, что не могу исправить несчастную тройку уже почти две недели.

Я обычная. И этого мама мне никогда не простит.

Глава 12

Глеб

Ненавижу наглое солнце, просачивающееся в комнату сквозь неплотно задернутые шторы. Ненавижу надрывно орущий каждые пять минут будильник. Ненавижу просыпаться. Ненавижу утро. Особенно, когда на часах еще нет и семи.

Когда противный писк прорезает сонную тишину, кажется, уже в десятый раз, я наконец заставляю себя разлепить тяжелые веки и свесить ноги с кровати. Хронический недосып – жестокая штука. Ломает так, будто по тебе каток проехался: тело ноет, башка трещит, мысли врассыпную.

Больше всего на свете мне сейчас хочется завалиться обратно на подушку и уснуть, но тихий голос разума напоминает, что пропускать пары в первую же неделю учебы в новом колледже никак нельзя. Меня туда и так еле взяли, малейший косяк – выпрут без суда и следствия, даже глазом не моргнут. И тогда не видать мне заветного диплома как своих ушей.

А без диплома, сами понимаете, перспектив у меня ноль. Так и придется всю жизнь надрывать спину за копейки, разгружая фуры по ночам. И я, если честно, на все готов, лишь бы в будущем этого не делать. А то уж больно пыльная работенка. Да и платят до смешного мало. За прошлую смену даже косарь не выручил, хоть и таскал тяжеленые мешки почти шесть часов без перерыва. Поясница вон, до сих пор каменная.

Провожу рукой по бритому черепу и, ежась на утренней прохладе, плетусь в ванную. Умыться, побриться, почистить зубы – стандартный бессознательный ритуал, во время которого мой совершенно не отдохнувший мозг может еще немного подремать.

– Доброе утро, Глеб! Проснулся? – мама, в отличие от меня, по утрам всегда выглядит бодрой, хотя вообще-то тоже трудится допоздна. – А я тебе завтрак приготовила. Иди покушай.

– Доброе, – вяло отзываюсь я, окидывая взглядом тарелку с бутербродами. – Я, наверное, пас. Аппетита нет.

– Ну хоть чуть-чуть поешь, – не отступает она. – До обеда-то еще далеко.

Этот аргумент не лишен здравого смысла, поэтому я решаю поддаться уговорам родительницы и сажусь за стол. Все равно к концу первой пары организм окончательно проснется и потребует жратвы. Уж лучше сыграть на опережение и закинуться бутерами сейчас, чем потом страдать от голода в ожидании большой перемены.

Осторожно отхлебываю горячий чай