Жар твоих объятий - Лаура Паркер

Закончив демонстрацию платья, Филаделфия повернулась к нему и скрестила па груди руки.

— Скажите что-нибудь.

Он широко улыбнулся, продемонстрировав ямочку на левой щеке.

— Что может сказать мужчина красивой леди, кроме того что она очаровательна и невозможно прелестна.

Филаделфия вспыхнула и посмотрела на миссис Коллинз.

— Благодарю вас за столь экстравагантный комплимент.

— Вы можете идти, — сказал Эдуардо женщине.

— Я буду в соседней комнате на тот случай, если вдруг понадоблюсь вам.

Эдуардо взял бумажник и достал из него чек.

— Я думаю, что сегодня вы нам уже не понадобитесь. При виде денег женщина заулыбалась:

— Вы очень добры, сэр!

Джентльмен нанял ее для своей «подопечной», как он выразился, но от нее не ускользнул блеск его глаз, когда он рассматривал девушку. Скорее всего она его любовница. Однако какое ей дело до морального облика других людей?

Проходя мимо Филаделфии к двери, она бросила на нее лукавый взгляд.

— Желаю приятного вечера, дорогая. Ваш джентльмен сама щедрость.

Выражение лица женщины и ее слова не на шутку разозлили Филаделфию. Она холодно посмотрела на миссис Коллинз и отвернулась.

— Вам не следовало этого делать, — сказала она, когда дверь закрылась. — Эта женщина не одобряет наше поведение.

Он пожал плевами:

— Пусть себе думает, что угодно. Мы здесь долго не задержимся, поэтому не стоит обращать па нее внимание.

— Если мы собираемся вместе заниматься бизнесом, то вы должны щадить мои чувства, — настаивала Филаделфия. — В Чикаго не принято делать такие комплименты.

Он с удивлением посмотрел на нее, страстно желая привлечь к себе, нежно поцеловать в щеку, чтобы стереть с лица это ханжеское выражение, но сдержался.

— Если бы я сделал такой комплимент даме моей страны, она бы надула губки и потребовала большего.

— В таком случае вынуждена вас разочаровать, — холодно ответила она. — Я не собираюсь строить из себя простушку.

— Я начинаю подозревать, что такое ханжеское поведение является результатом того, что американки сильно крахмалят нижние юбки.

Оскорбленная, она отшатнулась от него:

— Возможно, я для вас не идеал леди, но вас тоже никак не назовешь идеальным джентльменом!

Его внезапный громкий смех заставил ее вздрогнуть.

— Браво, сеньорита! Я знал, что вы горячая натура! — Филаделфия покраснела, так как поняла, что он специально спровоцировал ее гнев.

— Вы поймали меня на удочку. Это нечестно. — Он пожал плечами.

— Вы отказываетесь кокетничать со мной, а мне нравится, когда на ваших щечках расцветают розы. Я вызываю их наиболее доступным для меня способом.

Филаделфия мудро промолчала и тихо стояла, скрестив на груди руки.

— Вам понравилось платье? — спросил он. Перехватив его взгляд, остановившийся на вырезе ее платья, она еще раз напомнила себе все причины, по которым не должна быть здесь.

— Платье симпатичное, — ответила она, — но, помнится, я говорила вам, что такой фасон вышел из моды три года назад.

Его черные брови нахмурились.

— А вы хотели бы иметь последнюю парижскую модель?

— Нет, конечно, нет, — покраснев, ответила Филаделфия. — Я вообще ничего не хотела. Просто вы платили за это платье и вас обманули, подсунув устаревший фасон.

— Это как раз то, что я заказывал. Вы играете роль и должны быть соответственно одеты. Разве мы не договорились с вами, что вы будете представляться французской сиротой-аристократкой, которая вынуждена была бежать, после того как шесть лет назад пруссаки захватили Париж?

— Это вы так решили, — ответила она резко. — Я сомневаюсь, что кто-нибудь поверит в такое смехотворное утверждение.

— А вы заставьте их поверить, — ответил он. — К счастью для нас, вы в школе пять лет изучали французский язык. И говорите на нем с едва заметным акцентом.

— Спасибо, — сухо поблагодарила она.

— Вам кажется, что не мне судить об этом? Позвольте сказать, что я жил в Париже.

— Какое удивительное прошлое!

Ее саркастический тон не возымел на него действия.

— Итак, повторим еще раз вашу легенду. Вы покинули Париж после падения Второй империи и последние три года жили за границей. Первые годы вы носили модную одежду, а сейчас немного поизносились. Это платье выглядит слишком новым, поэтому вам лучше придать ему поношенный вид. Садитесь. Я предлагаю, чтобы вы опрокинули на него какую-нибудь еду во время обеда. Вы можете даже порвать его в нескольких местах. Потом мы отдадим его в прачечную и будет как раз то, что надо.

— Это платье стоило вам целое состояние, и вы хотите, чтобы я испортила его? Вы настоящий сумасшедший.

— Вовсе нет. — Он полез в карман и достал из него изящную книжечку. — Это ваши документы. Отныне вас зовут мадемуазель Фелис де Ронсар. Здесь же ваш билет до Нью-Йорка. Вы уезжаете через три дня.

Филаделфия взяла бумаги, которые он протянул ей, по один взгляд на незнакомое имя возродил в ней былые опасения относительно того, стоит ли ей соглашаться на такое рискованное предприятие. Она не доверяла ему, но если бы не согласилась на его предложение, то у нее не было бы сейчас крыши над головой.

— Меня одолевают сомнения.

— Почему?

— Я не знаю, правильно ли я поступаю. Что я буду говорить людям? А если я забуду свое новое имя?

— Вы предпочитаете оставаться мисс Филаделфией Хант? Воля ваша. — Он с раздражением отвернулся от нее и стал нервно ходить по комнате. — Интересно, что скажут люди, когда они услышат ваше имя? Сплетни разносятся со скоростью лесного пожара. Неприятности, постигшие вашего отца, быстро станут известны во всех финансовых кругах Америки.

— Не надо напоминать при каждом удобном случае, кто я и что со мной произошло, — ответила Филаделфия дрогнувшим голосом.

Повернувшись к ней, Эдуардо не поверил своим глазам. Царственная осанка Филаделфии исчезла, и он увидел красивую, но несчастную молодую женщину с каплями слез на ресницах.

Подойдя к ней, он привлек ее к себе.

— Простите меня. Я сказал не подумав.

Он слегка обнимал Филаделфию за плечи, и она задыхалась, чувствуя тепло его рук. Близость сильного мужского тела волновала ее не на шутку.

— Пожалуйста, отпустите меня, — выдохнула она. Он сразу же повиновался, но, посмотрев ей в лицо, заметил, что холод, который неизменно присутствовал в ее взгляде, исчез. Янтарные глаза Филаделфии были подернуты печалью.

Желание с новой силой охватило Эдуардо, и ему стоило невероятных усилий подавить его