Башни заката - Лиланд Экстон Модезитт

— Гидман, насколько я понимаю, мысль готовить и подавать напиток из зеленого сока принадлежала тебе?

— Прошу прощения, милостивый господин, так-то оно так, но это пришло мне в голову только потому, что без легкого питья никак, а ничем похожим на виноград здесь и не пахнет. Приличное вино делать не из чего, да и на бренди годятся разве что ябруши.

— Хм… ябруши. Может быть, на будущий год попробуем. Скажи, а мог бы ты перегнать зеленый сок в бренди?

— Зеленый? Так ведь это ж кислятина! — удивляется плотного сложения солдат с седеющими волосами. — Такая кислятина, что кишки выворачиваются.

— Знаю, но все-таки? Можешь?

— Ну, ежели дадут бочки и время, почему бы и нет? Только сразу предупреждаю: на вкус это пойло будет похлеще тех молний, какие умеет вызывать твоя… наш второй регент, — Гидман облизывает губы.

— А как насчет выдержки? — настойчиво выспрашивает Креслин. — Что может смягчить вкус?

— Выдерживать бренди, милостивый господин, надобно в специальных бочках, а без них никакого вкуса не получишь. Ну а в них и вправду можно превратить те зеленые молнии в обыкновенную отраву.

— Не понимаю, что тебе не нравится?

— Да уж больно это чудно, милостивый господин: бренди — да вдруг из зеленых ягод!.. Оно, конечно, некоторые из нашего брата готовы хлестать что угодно, но я не из таковских.

— Ладно, Гидман, будут тебе и бочки, и время. Приступай к делу. Постарайся перегнать как можно больше сока в свою, как ты говоришь, «зеленую молнию», а я попробую сделать ее пригодной для питья.

— Ну, милостивый господин, коли у тебя получится, от этого дела будет больше толку, чем от всех тех бурь, какие ты тут устраивал.

— Может быть, — вздыхает Креслин. — Но первое слово за тобой. Хайел предоставит тебе все необходимое. Я распоряжусь.

— Еще раз прошу прощения, милостивый господин, но позвольте мне заняться этим вместе с каменщиками. Дело пойдет быстрее, а уж они живехонько смастрячат все, что мне потребуется.

— Прекрасно, — ухмыляется Креслин. — Привлекай кого хочешь, а возникнут затруднения — обращайся к Хайелу или прямо ко мне. Теперь все в порядке?

— Оно, конечно, благодарение милостивому господину. Но в полном порядке все будет, когда мы превратим это зеленое пойло во что-нибудь приличное.

Покачав головой, Креслин поднимается по лестнице в комнату сбора воинских командиров. Хайела на месте нет, а Шиера приветствует регента, встав из-за стола.

— Слушай, — говорит юноша, — там Гидман, тот пузатый вояка, который наладился отжимать зеленый сок, собирается подбить каменщиков соорудить возле цитадели перегонный куб. Передай Хайелу, что это с моего ведома.

Он поворачивается, собираясь уйти, но Шиера мягко окликает его:

— Креслин!

— Да.

— Мы все знаем, как ты стараешься.

— Но на данный момент одни старания не в счет, верно?

— Только не говори этого Фиере.

Креслин со вздохом оборачивается:

— Наверное, я никогда не смогу ей отплатить.

— Нет.

— Что же мне делать? Понятно ведь, она доставила сюда людей и казну потому что… потому что… — он качает головой.

— Она не была уверена в том, что ты все понимаешь.

— Я не понимаю одного: что я могу сделать? Мне и по сей день памятен наш единственный поцелуй… Может быть, мне следовало оказаться умнее или отважнее. Но тогда… тогда все обернулось бы совсем по-другому… Итак, — продолжает он после недолгого молчания, — я ее должник. Мы все перед ней в долгу, но я — в первую очередь. И мой долг неоплатен. Из сложившегося положения нет выхода. Что бы я ни сказал, это не…

— Ты должен. Так или иначе, но должен.

— Понимаю, но не знаю, что делать. Это касается не только Фиеры, но и всего прочего. Люди ждут от меня великих свершений, а я ломаю голову над тем, из каких средств оплатить провизию на полгода, потому что привезенного Фиерой на столько не хватит.

— В том сундуке было немало денег.

— Немало, если все их пустить на закупку продовольствия. Но не приобретая инструменты и металл для обеспечения собственного производства — вроде нашего стекольного дела, — мы обречем себя на разорение и голодную смерть самое большее через пару лет. А вкладывая деньги в будущее, мы рискуем не протянуть и ближайшие полгода. Это хуже, чем ходить по лезвию ножа.

— А чем поможет перегонный куб?

— Я думал, будто все растолковал. Выходит, нет, — Креслин подходит к окну. — Понимаешь, крепкие спиртные напитки можно продавать где угодно и в большом количестве, причем высококачественные напитки будут брать за дорого, сколько ни предложи. То же самое относится и к шерсти, если, конечно, продавать ее в Нолдре. А других возможностей развивать торговлю у нас нет из-за этого указа Белых.

— Так ты хочешь наладить производство того, что можно сбывать за море за хорошую цену?

— Честно говоря, мне казалось, что я это объяснил очень доходчиво. Видать, ошибся.

— Может быть, я просто плохо слушала. Но все же сомнительно, чтобы перегонный куб разрешил все наши проблемы.

— Он и не разрешит. Но продержаться некоторое время поможет.

— Боюсь, я опять тебя не совсем понимаю, — признается капитан стражей.

— Нынче наше население невелико, и тридцать, а то и пятьдесят золотых чистой прибыли, которые можно заработать на бренди, для нас — немалое подспорье. Но это нынче, а что будет через два года, когда здесь поселится еще пара тысяч человек?

— Этого не случится!

— Еще как случится, — говорит Креслин, поймав ее изумленный взгляд. — Через два года на острове должно жить не меньше трех тысяч человек, иначе нам не выжить. Главное — продержаться, тогда в народе недостатка не будет. Уже сейчас к нам каждую восьмидневку прибывает не меньше десятка переселенцев… Ну все, мне пора идти. Не забудь сказать Хайелу насчет Гидмана.

— Передам. И с Фиерой тоже поговорю.

— Как она? Я все подумываю, как бы поговорить с ней самому, но ей, похоже, не хочется со мной встречаться. Она избегает меня даже на ристалище.

— Она чувствует себя обманутой, и что бы ты ни сказал, сейчас это не поможет. Но ей придется справиться с этим, и рано или поздно она справится. С твоей помощью.

— Одно время я мечтал о ней. Ты знаешь.

— Знаю. И она знает, и Мегера. Но то было в другом мире.

Креслин кивает. Слова «в другом мире» звучат в его голове на протяжении всего пути из цитадели к конюшне. Меньше чем за два года весь Кандар изменился… неужели только из-за него и Мегеры?

Проходя через ристалище, Креслин примечает знакомую русую голову, быстро скрывающуюся в казармах, недавно построенных для новоприбывших стражей.