Иностранка - Арина Теплова

Он замолчал, как будто подыскивая нужные слова. Нервно кусая губы, молодой человек не спускал пристального взора с Маши.

— Я не понимаю, к чему вы все это говорите? — спросила нервно Маша, видя, что они въехали на Невский. — Михаил Александрович прислал вас?

— Отец не посылал меня, — глухо ответил Александр. — На следующей неделе я возвращаюсь в Италию, на год или два. И предлагаю вам ехать со мной. Конечно, вы вольны взять сына с собою, я против не буду.

— Что? — пораженно вымолвила Маша, окончательно опешив. — Разве не Михаил Александрович велел вам найти меня?

— Да нет же, как вы не понимаете! Я же сказал, что отец не давал мне насчет вас никаких поручений. Он страшно зол на вас. Я оставил его, когда он галопом скакал в направлении Царского села. Вряд ли он в скором времени пожелает видеть вас, он просто в бешенстве от вашего коварства.

— Что вы такое говорите?! — воскликнула Маша, начиная понимать, отчего Алекс появился в эту минуту и что хотел от нее.

— Я вам предлагаю, как и прежде, стать моей любовницей, Мари, — твердо кивнул молодой человек, немного наклонившись к Маше, сидящей напротив. — Вы ни в чем не будете нуждаться. У вас нет другого выхода. Конечно, вы можете попытаться стать гувернанткой в доме графини Шереметьевой, но разве это сравнимо с той жизнью, которую я предлагаю вам? Я достаточно богат. Отец выделяет мне около четырехсот тысяч рублей в год. У меня есть небольшой особняк в Тоскане, и я даже могу позволить себе держать шестерку лошадей для выезда не хуже, чем у отца.

— Замолчите! — воскликнула она, испепеляя его гневным взглядом. Человек, который сейчас сидел перед нею, показался ей исчадием ада. Как можно было оклеветать ее перед Невинским, заставить страдать сразу стольких людей: ее, Андрея, Михаила и Наташу, — только ради того, чтобы воплотить в жизнь свою порочную, эгоистичную прихоть. Неужели он думал, что она бросится к нему на шею и будет благодарить за все, что он сделал? — Это особняк графини? — спросила нервно Маша, заметив, что экипаж остановился у ажурной чугунной ограды, за которой виднелся трехэтажный особняк, похожий на дворец, покрашенный в теплые желтые тона.

— Да, — кивнул раздраженно Александр.

Маша привстала с сиденья и положила ладонь на ручку дверцы, намереваясь тотчас выйти. Но молодой человек стремительно накрыл ее руку своей широкой ладонью и, придвинувшись к ней, страстно прошептал на ухо:

— Я понимаю, что противен вам. Но подумайте, я не тороплю вас. Вы очень нравитесь мне, Мари, и я желаю, чтобы вы были рядом со мною. Я могу пожить в доме отца, пока вы не определитесь, возможно, до весны. И буду ждать от вас письма или небольшой записки. Только два слова, Мари. Я все пойму, и мы сразу же уедем с вами. Я все сделаю, чтобы загладить перед вами вину…

Она повернула к нему прекрасное лицо. Ее глаза, сияющие синевой и гневом, заставили молодого человека затрепетать.

— А если обо всем узнает ваш отец? Как вы ему объясните, что я уехала вместе с вами? — спросила она глухо, совершенно не собираясь ехать куда бы то ни было с этим наглецом.

— В ближайшее время он ничего не узнает, так как наверняка нескоро сможет простить вас, если вообще когда-нибудь простит, — ответил ей нагло Александр. — Потому мы спокойно сможем уехать.

— Ступайте прочь, сударь, — прошипела Маша ему в лицо. — И забудьте мое имя. Ибо я никогда не стану вашей!

Она дернула ручку, открыла дверцу и соскочила с подножки экипажа на булыжную мостовую, Андрей последовал за ней. Не оборачиваясь, Маша направилась к чугунной ограде, которая опоясывала владения Шереметьевой, а Алекс, высунувшись из открытой дверцы кареты, возмущенно и язвительно закричал ей вслед:

— У вас нет другого пути, кроме как идти в прислуги, заносчивая француженка! Я предлагал вам шикарную, богатую жизнь, которой вы недостойны! Но вы сами избрали путь продажной девки! Не пройдет много времени, как вы окажетесь в одном из борделей, где вам и место! И тогда я с удовольствием посмеюсь над вами!

Санкт-Петербург, дворец графини Шереметьевой,

1797 год, Февраль

Маша медленно открыла покрасневшие глаза и взглянула на окно. Светало. Беспокойная ночь пролетела быстро, и молодая женщина, сев на постели, тяжело вздохнула. Прошло уже несколько месяцев, с тех пор как она покинула дом Невинского. Но ежедневно, просыпаясь, она на миг забывшись, ожидала увидеть свою обитую лиловым шелком спальню в доме Михаила Александровича. Но нет. Теперь ее окружали золотисто-голубые тона комнаты во дворце Шереметьевых. Все осталось в прошлом: Невинский, Наташа, Николай и особняк недалеко от южной границы города. Почти три месяца она жила и служила в гувернантках в доме вдовы Анны Петровны.

Прибыв в дом графини, Маша нашла здесь настоящую поддержку, и сама оказала немалую помощь в умиротворении духа убитой горем Шереметьевой, страдающей от неожиданной кончины горячо любимого мужа. Анна Петровна, вначале крайне удивленная тем, что Маша приехала просить место, без лишних расспросов взяла молодую женщину в гувернантки к своим дочерям. Ей выделили одну из гостевых, богато отделанных спален на втором этаже трехэтажного помпезного особняка Шереметьевых, с ванной комнатой и с просторной спальней для прислуги, в которой поселили Андрея. Графиня очень тепло относилась к Маше, однако сразу же уточнила, что сын молодой женщины не будет играть и посещать занятия вместе с ее дочерьми. Она согласно кивнула, сразу же отметив, что в доме Невинского все было иначе. Михаил Александрович никогда не обращал внимания на происхождение ее сына и настаивал, чтобы мальчик занимался вместе с его детьми, ел с ними за одним столом и играл с Наташей. Маша понимала, что графиня Шереметьева, приближенная к императорской семье и имеющая чин статс-дамы при Марии Федоровне, занимает в обществе весьма высокое положение и должна подчиняться правилам высшего петербургского общества.

Смирившись с тем, что Андрей оставался в одиночестве, Маша позволила ему играть и бегать с детьми дворовых слуг, пока она занималась с девочками Шереметьевой. Но выбора у молодой женщины не было. Они с сыном ни в чем не нуждались, графиня сразу же распорядилась купить им несколько новых простых нарядов и выделила хорошую комнату. И Маша знала, что ее жизнь не так уж и плоха, но невольно постоянно сравнивала дворец Шереметьевой с особняком Невинских. Да, графиня жила не просто богато, а роскошно. Позолоченные кареты с красочными вензелями на дверцах, дорогие ливреи слуг, несколько десятков сервизов из тончайшего севрского фарфора, множество великолепных, богато украшенных нарядов, которые Анна Петровна меняла по нескольку раз на дню, чернокожие слуги — все это указывало на ее огромное состояние и высокий статус. Шереметьева относилась к Маше с теплотой и радушием, постоянно повторяя, что непременно устроит жизнь молодой женщины, выгодно выдав ее замуж за почтенного и достойного человека.

Однако, сколько бы времени ни прошло, печальные думы Маши были ежечасно заняты Невинским. Его незаслуженные обвинения, гнев, злые слова постоянно возникали в ее воспоминаниях. Она понимала, что полюбила Михаила. И полюбила так же горячо и искренне, как когда-то Григория Чемесова. Именно поэтому она позволила Невинскому обладать ее телом в день помолвки, ибо совсем потеряла голову. Тогда Маша ощущала, что отныне ее жизнь станет спокойной и счастливой. Она хотела жить с Михаилом душа в душу, жаждала заботиться о Наташе, в которой не чаяла души, желала, чтобы у Андрея появилась семья.