Око мира - Роберт Джордан

— Некоторым людям, — заметил Айрам с неизбывной печалью, — никогда не одолеть своих низменных инстинктов. Он сказал это, взглянув на Перрина, отчего стало ясно, что говорит он вовсе не о тех задирах, которых упоминал Перрин.

— Бьюсь об заклад, что убегать тебе приходилось не единожды, — сказал Перрин, и лицо молодого Лудильщика вытянулось от гнева, который не имел ничего общего с Путем Листа.

— А вот мне, — сказала Эгвейн, испепеляя Перрина взглядом, — интересно встретить того, кто не считает, что его мускулы могут разрешить любую проблему.

К Айраму вернулось хорошее настроение, и он встал, с улыбкой протянув девушке руки.

— Позволь показать тебе наш лагерь. Здесь и танцуют!

— С удовольствием, — улыбнулась в ответ ему девушка.

Ила выпрямилась, достав из маленькой железной печки каравай хлеба.

— Но ужин уже готов, Айрам.

— Я поужинаю у матери, — сказал через плечо Айрам, взяв Эгвейн под руку и уводя ее от фургона. — Мы поужинаем с матерью..

Он одарил торжествующей улыбкой Перрина. Айрам с Эгвейн побежали, и до Перрина донесся смех девушки.

Перрин встал на ноги, затем остановился. Вряд ли здесь с ней приключится какая беда, если весь лагерь следует, как утверждает Раин, этому самому Пути Листа. Обернувшись к Раину я Иле, — те оба смотрели вслед внуку, — он сказал:

— Прошу прощения. Я — гость, и мне не следовало бы...

— Не глупи, — успокаивающе сказала Ила. — Это его вина, а не твоя. Садись и ешь.

— Айрам — беспокойный молодой человек, — с печалью добавил Раин. — Он хороший мальчик, но порой я думаю, что Путь Листа окажется для него труден. С некоторыми, к сожалению, так бывает. Ладно, оставим. Мой костер — ваш. Хорошо?

Перрин медленно сел на место, по-прежнему чувствуя себя неловко.

— А что бывает с тем, кто не может следовать Пути? — спросил он. — С Лудильщиком, я имею в виду?

Раин и Ила встревоженно переглянулись, и Раин сказал:

— Они покидают нас. И Потерянные уходят жить в деревни.

Ила пристально посмотрела в ту сторону, куда ушел внук.

— Потерянные не могут быть счастливы.

Она вздохнула, но когда женщина стала раздавать миски и ложки, лицо ее снова было спокойно.

Перрин потупился, кляня себя за этот вопрос, и больше разговоров не было. Ила молча наполнила миски густым овощным рагу, молча раздала толстые ломти хлеба с хрустящей корочкой. Ели все тоже молча. Рагу оказалось очень вкусный, и Перрин умял три порции и лишь потом остановился. Илайас, как отметил, ухмыльнувшись, юноша, опустошил четыре миски.

После ужина Раин набил трубку, Илайас достал свою и тоже набил ее из непромокаемого кисета Раина. Раскуривание, уминание табака, повторное закуривание, а молчанию будто не было конца. Ила достала узелок с вязанием. Солнце превратилось в красный мазок пожара над верхушками деревьев на западе. Лагерь устраивался на ночь, но суета не улеглась, лишь изменилась. Музыкантов, игравших, когда путники вошли в лагерь, сменили другие, и еще больше народу, чем раньше, танцевало в свете костров, — тени прыгали и метались по стенкам фургонов. Где-то в глубине лагеря зазвучал хор мужских голосов. Перрин соскользнул с бревна на землю и вскоре почувствовал, что клюет носом.

Через некоторое время Раин произнес:

— Не встречал ли ты кого-нибудь из Туата'ан, Илайас, с тех пор как был у нас прошлой весной?

Глаза Перрина медленно открылись, и вновь веки потянуло вниз.

— Нет, — ответил Илайас, не вынимая трубку изо рта. — Не люблю, когда вокруг меня сразу много людей.

Раин хохотнул:

— Особенно таких, которые живут совершенно не так, как ты сам, а? Нет, мой старый друг, не волнуйся. Я уже многие годы как отказался от надежды, что ты вступишь на Путь. Но после того, как мы виделись с тобою в последний раз, я услышал одну историю, и если ты еще не слышал ее, то, может, она заинтересует тебя. Меня она заинтересовала, и я слышал ее вновь и вновь, всякий раз, как мы встречали других из нашего народа.

— Я слушаю.

— Все началось весной, два года назад. Один отряд Народа пересекал Пустыню северным маршрутом.

Сонливость Перрина тотчас как рукой сняло.

— Пустыню? Айильскую Пустыню? Они пересекали Айильскую Пустыню?

— Кое-какой люд заходит в Пустыню, и их не беспокоят, — сказал Илайас. — Менестрели. Торговцы, если они честны. Туата'ан постоянно ходят через Пустыню. Купцы из Кэймлина там бывали до истории с Древом и Айильской Войны.

— Айильцы избегают нас, — с грустью отметил Раин, — хотя многие из нас пытались поговорить с ними. Они наблюдают за нами издали, но близко не подходят и не подпускают нас к себе. Временами меня охватывает беспокойство: вдруг им известна песня, хотя я и не считаю это правдоподобным. Знаете ли, у Айил мужчины не поют. Разве не странно? Со времени, как мальчик-айил становится мужчиной, он не поет ничего, кроме боевой песни или погребальной над павшими. Мне доводилось слышать, как они поют над своими погибшими и над теми, кого они сразили в бою. Эта песня заставит рыдать и камни.

Ила, прислушивающаяся к разговору мужчин, согласно кивала над своим вязанием.

Перрин, быстро поразмыслив, кое-что для себя решил. Он полагал, что Лудильщики все время должны чего-то опасаться, судя по всем этим разговорам о том, что лучший выход из опасного положения — убежать прочь, но ни один из тех, кто страшится опасности, даже и помыслить не мог бы о переходе через Айильскую Пустыню. Из всего услышанного им раньше следовало, что ни один здравомыслящий человек не стал бы пытаться пересекать Пустыню.

— Если это какая-то история про песню, — начал было Илайас, но Раин покачал головой.

— Нет, мой старый друг, не о песне. Я не уверен, что вообще знаю, о чем она. — Он повернулся к Перрину. — Молодые Айил часто бродят по Запустению. Некоторые из молодых уходят в одиночку, отчего-то считая, что они призваны убить Темного. Большинство ходит небольшими группами. Охотиться на троллоков. — Раин сокрушенно покачал головой, и, когда он продолжил, голос его стал мрачен. — Два года назад отряд Народа, пересекавший Пустыню в сотне миль к югу от Запустения, наткнулся на одну из таких групп.

— Молодые женщины, — столь же скорбным голосом, как у мужа, вставила Ила. — Совсем юные девушки, почти девочки.

У Перрина вырвался вздох удивления, и Илайас криво улыбнулся ему.

— Айильские девушки не ведут хозяйство и не занимаются стряпней, если они того не хотят, парень. Вместо этого те, кто хочет стать воином, вступают в одно из своих воинских обществ — Фар Дарайз Май, Девы Копья, и сражаются бок о бок с мужчинами.

Перрин покачал головой. Илайас усмехнулся, глядя на его лицо.

Раин вновь вернулся к рассказу, отвращение и недоумение смешались в его голосе.