История воина - Аллан Коул

Бросок был точен, и оружие погрузилось в грудь Сарзаны, как раз под ребрами. Он взвыл в агонии, как раненый кабан, потом вдруг радостно вскрикнул:

– Я свободен!

В ту же секунду я почувствовала, что архонт исчез.

Сарзана вытащил кинжал из своего тела и метнул его в Корайс. Лезвие – как ядовитая змея – ударило ее точно под сердце. Не знаю, был ли Сарзана мертв в тот момент или его огромная магическая энергия еще поддерживала в нем жизнь, но это не важно. Я подскочила к нему и с яростью рубанула мечом. Лезвие разрубило ему плечо возле шеи и разделило его надвое почти до грудины. Кровь брызнула фонтаном, и он мягко упал навзничь, когда я выдернула меч.

Но я не успокоилась, и вместе с Исмет мы рубили и рубили труп, а потом она вырвала его трепещущее сердце и швырнула его в гаснущий камин. Может быть, стоило сохранить его для колдовства, но я не могла этого сделать ценой жизни Корайс. Пламя в камине взревело, словно в него вылили масло. Комнату словно осветило молнией, пол дрогнул, и я услышала далекий вой, когда демоны потащили прочь душу Сарзаны или то, что когда-то было душой и больше не вернется в этот мир.

Но тогда я об этом не думала. Корайс лежала на полу, ее голова покоилась на коленях Полилло.

Корайс все еще была жива, хотя я видела, что Жнец заберет ее через несколько минут. Она посмотрела на меня, попыталась улыбнуться, но не смогла.

– Все равно… я бы была… противной… старухой, – сказала она, потом изо рта у нее пошла кровь, и она умерла.

Полилло посмотрела на меня.

– Ее убила магия, – прошептала она так, что слышала только я. – И я когда-нибудь погибну от этого же.

Я встала. Ксиа подошла ко мне, но я не хотела утешения от нее.

Я знаю, что все мы умрем, и Корайс, когда избрала жизнь воина, избрала и судьбу воина тоже. И она убила Сарзану. Но я бы отдала его жизнь и все, что есть в этой проклятой Конии, за то, чтобы вернуть ее.

В большинстве стран бог победы крылатый, на его лице – выражение свирепого благородства. Но я считаю, что идол победы должен быть волком, воющим над выпотрошенной добычей. После битвы победа никогда не казалась мне ни благородной, ни радостной. Нет, какая-то радость, конечно, может быть – пьяное хвастовство товарищам, как ты обманула и убила особенно хитрого врага. Но радость маранонки скоро улетучивается, когда она понимает, что только благодаря везению она стоит на ногах, а многие ее подруги, которым не повезло, мертвы.

В тот день было много жертв, и не только среди стражниц. Фокаса убило стрелой, когда галера Холлы Ий плыла по каналу. Из пиратов еще погиб капитан Медудут. Убили адмирала Йезо, Нора – я молюсь, чтобы после смерти он нашел покой, – и еще много сотен конийских матросов и солдат, чьих имен я не знаю. Пройдет много лет, прежде чем эта победа потеряет свой траурный оттенок.

Мы вернулись на Изольду героями. Корабли и лодки отплывали от каждого встречного острова, чтобы приветствовать нас. Люди трубили в горны и били в барабаны. Вершины гор казались живыми из-за тысяч конийцев, машущих нам руками. Но в трюмах стонали раненые, а на палубах воскресители отпевали труп за трупом, клали монету им в рот, чтобы умилостивить Жнеца, который должен отнести их в загробное пристанище. Я ни с кем не говорила, даже с Гэмеленом и Ксиа, целыми днями лежала на постели, оплакивая Корайс и других стражниц, которых я принесла в жертву демонам войны. Нас осталось пятьдесят. Пятьдесят! Из сотен, которые я вывела из Ориссы. Я не плакала, горе заморозило меня. Когда я просыпалась утром, я долго не открывала глаза, молясь о том, чтобы, когда я их открою, кошмар исчез и Корайс смотрела на меня со своей ехидной улыбкой. Я скучала по ней. Я все еще скучаю по ней. И если после смерти есть жизнь, я молюсь, чтобы мы могли снова маршировать вместе под одним знаменем.

За два дня до прибытия на Изольду в мою постель залезла Ксиа. Наша любовь была медленной и полной сладкой горечи. Потом мы дремали в объятиях друг друга, прислушиваясь к ударам волн в борт корабля. Перед рассветом Ксиа проснулась и пристально посмотрела мне в лицо. Ее глаза постарели – в них были боль и знание, полученное дорогой ценой.

– Я люблю тебя, Рали, – сказала она.

Прежде чем я успела ответить, она ушла.

Я встала, не отдохнув, без особой радости, но почувствовала, что какая-то рана во мне затянулась. Скорбь исчезла за повседневными заботами. Мне казалось, что нас ждет что-то плохое, но что – я не знала.

Гэмелен ждал меня в своей каюте.

– Я уже собирался послать за тобой, Рали, – сказал он, – мне нужно поговорить с тобой.

– Об архонте, так? – Я сразу догадалась, о чем он хотел разговаривать. – Он не ушел, он еще с нами. Или мы – с ним.

– Я не уверен, – ответил волшебник. – Я рассылаю чары во всех направлениях и не нахожу его. Правда, мои познавательные способности еще вернулись далеко не до конца. Но все же каждое мое заклинание наталкивалось на какое-то препятствие. Нет, не просто препятствие – это было не похоже на стену, а скорее – на закрытую дверь. И это меня тревожит.

– Как я могу помочь? – спросила я, усаживаясь рядом с ним. – Что я могу сделать такого, чего не можете вы?

– Я считаю, что между тобой и архонтом была – или есть – связь. Вас соединяет ненависть сильнее, чем стальные цепи. Наверное, это началось с тех пор, как твой брат обманул архонтов. Нечаянно Амальрик оказался в центре страшного черного круга – Серый Плащ, Равелин, архонты. Потом появляешься ты – тоже Антеро, – да еще в тот момент, когда могучие силы приходят в действие. Я знал еще в Ликантии, когда Джинна не смог удержать – не то что бросить – магические кости, что боги говорят с тобой одной. Когда ты убила одного из архонтов, оправдались их самые худшие опасения насчет семьи Антеро. И в конце концов, когда архонт, издыхая, проклял тебя – а потом сумел обмануть смерть, бежав в другие миры, – это проклятие связало вас крепче всего.

Вот и ответ на твой вопрос, Рали, о том, что можешь ты и чего не могу я. По крайней мере, надеюсь, что это так. Кажется, Рали Эмили Антеро владеет ключом от потайной двери.

– Что я должна делать?

– Найди архонта, – ответил Гэмелен. И он вытащил ларец с сердцем другого архонта.

Я не стала спорить, но плохое утреннее предчувствие превратилось в пульсирующую боль в висках, когда я приняла ларец из его рук.

– Держи его в ладонях, – посоветовал Гэмелен. – Сконцентрируй все мысли на нем. Надо сосредоточиться. Тебе не нужно отвлекаться на заклинание – я скажу его сам.

Я сглотнула.

– Минутку, мне надо подготовиться.

Я глубоко вздохнула, выбросив из головы все мысли. Я тряхнула плечами, чтобы расслабиться, и повертела головой, чтобы потянуть мышцы шеи. Потом я решительно открыла ларец, крепко сжала его ладонями и сказала: