Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера - Андрей Шляхов

С самотеков перешли к соблюдению санитарно-эпидемиологического режима, за что получили нагоняй заместитель по лечебной части и главная акушерка.

Дальше настала очередь заведующих отделениями — всех, кроме Федоренко, исполнявшей обязанности заведующего отделением патологии беременности. Критиковать отделение, которым сам руководил еще на прошлой неделе, главный врач, разумеется, не пожелал, зато остальным досталось по полной. Вознесенский «огреб» за то, что блок реанимации якобы превращен в проходной двор, куда целыми днями шастают посетители, и за то, что анестезиологи не совсем правильно понимают свою роль во время операций.

— Вы всего лишь обеспечиваете операцию, проводя обезболивание. Делает операцию хирург! И именно он определяет тактику, принимает решения и отвечает за исход!

— А мы что — ни за что не отвечаем?! — крикнул с места грубиян Клюквин. — Тогда дайте мне такую справочку на бланке с вашей печатью! Хочется, знаете ли, начать жить спокойно!

Зал грохнул хохотом. Смеялись все, кроме главного врача.

— Не надо передергивать! — взвизгнул Гавреченков. — Вы все прекрасно понимаете, что я хотел сказать.

— Теперь он начнет грызть Клюквина, — сказал Данилов Ахметгалиевой. — Не простит порчи первого триумфа.

— Николаича грызть бессмысленно, — ответила та. — Он жесткий и вредный. И правдоискатель вдобавок. Об него можно только зубы сломать.

— И побольше внимания уделяйте вопросам подготовки пациентов к плановым операциям, Илья Иосифович! — Главный врач назидательно постучал пальцем по столу. — Это не дело, когда анестезиолог знакомится с пациенткой перед самой операцией.

Вознесенский вскочил на ноги и попробовал оправдаться:

— Это, конечно, не дело, Алексей Емельянович, но в нашем роддоме на моей памяти никогда не происходило ничего подобного.

— Впредь я попрошу оперирующих докторов незамедлительно сообщать мне о проблемах, возникающих с анестезиологами, — ответил главный врач. — Мне не нравится, что вы и ваши сотрудники мнят себя на особом положении. Эту вольницу я не потерплю. Здесь вам не Запорожская Сечь, а медицинское учреждение! Вам ясно, Илья Иосифович?

Вознесенский пожал плечами и сел. Лицо у него было злое-презлое.

— Наталья Геннадиевна, — внимание главного врача переключилось на Голубкову, заведующую отделением реанимации и интенсивной терапии новорожденных, — объясните мне, почему двое из ваших врачей просрочили очередной медосмотр?

Голубкова сочла за благо промолчать.

— Почему-то на Даниловском рынке каждый баран висит за свою ногу. — Гавреченков сорвался в откровенное хамство. — Со всеми положенными сертификатами и разрешениями. А у нас, куда ни взглянешь, везде такой бардак, что просто волосы дыбом встают…

— Радоваться надо, что хоть осталось чему вставать, — съязвила Ахметгалиева, намекая на гавреченковскую лысину.

— Но я наведу порядок, — пообещал главный врач. — Я не человек со стороны, которому надо долго знакомиться с положением дел и которого можно ввести в заблуждение. Так что готовьтесь работать по-новому, дорогие коллеги.

— Вспоминается теккереевская «Ярмарка тщеславия», — сказала начитанная Ахметгалиева, пробираясь боком к проходу.

— Скорее уж шеридановская «Школа злословия», — ответил идущий следом Данилов.

— Куда ни кинь, всюду равно клин, — рассмеялась Ахметгалиева. — Лучше бы уж Нижегородову назначили. Нормальная баба с минимумом закидонов. А как климакс пройдет — так вообще душечкой станет.

Анестезиолога, если он хороший врач, не может не интересовать мнение пациентов о проведенной анестезии. Существует даже специальный термин «удовлетворенность пациента анестезией», который является своеобразной оценкой работы специалиста. Во многих странах высокая степень удовлетворенности пациента анестезией стала одним из главнейших признаков качественно проведенного обезболивания. Поэтому никого из врачей отделения анестезиологии и реанимации не удивило введение главным врачом специального опросного листка, который пациенткам предстояло заполнять после операции. Правда, озаглавлен этот листок был несколько иначе — «оценка больными анестезиологического обеспечения».

— С премиями теперь можно проститься, — предсказал опытный Клюквин. — Раз учитывается не только послеоперационный болевой синдром и послеоперационная тошнота и рвота, но и хренова куча других факторов: послеоперационная головная боль и головокружение, длительная сонливость, зуд, нарушение мочеиспускания, разнообразные неврологические нарушения и много еще чего, — то в каждой анестезии можно найти криминал.

— Да и сами выводы основаны на субъективных оценках, — поддержал Вознесенский. — Где точная грань между плохой анестезией, которая вызвала неприятные ощущения, и приемлемой, имеющей отдельные недостатки, но в целом вполне допустимой?

— И сколько будет хороших анестезий, при которых жалобы совершенно отсутствуют? — спросил Сахаров. — Куда проще делить по старинке. Не написали жалобы на анестезиолога — значит, анестезия была хорошей. Написали — плохой. Так ведь проще.

Данилов в дискуссию вступать не стал — пора было забирать пациентку из обсервационного отделения на операцию планового кесарева сечения.

В обсервации было непривычно шумно. Обе постовые акушерки вместе со старшей и доктором Гуровой стояли перед запертой дверью одной из палат. То одна, то другая начинали стучать в дверь и кричать:

— Откройте дверь! Мы вам ничего не сделаем!

— Что случилось? — поинтересовался Данилов.

— Заперлась изнутри и не открывает, — пояснил подошедший заведующий.

— А где ключ взяла? — спросил Данилов.

— Ключи от палат хранятся на посту или у старшей сестры. Обычно палаты никогда не запираются.

— Да наши замки пилкой для ногтей открыть и закрыть можно, — скривился Гвоздев. — Только бы она ничего с собой не сделала!

— А в окно влезть не пытались? — предложил Данилов.

— Окна закрыты, занавеси тоже. А мне лучше дверь высадить, чем стекла бить, сами понимаете.

Данилов понимал. Сломанная дверь не мешает функционированию палаты, тогда как разбитое окно делает ее непригодной для нахождения пациенток.

— Поможете дверь выбить, Владимир Александрович? Два мужика — это сила.

— Без проблем, Юрий Павлович, только давайте побыстрее, а то мне Копыреву из триста двенадцатой на операцию забирать.

— Так она там — Гвоздев указал глазами на дверь. — Минут десять назад выбежала из своей палаты, начала размахивать пилкой для ногтей и нести какую-то околесицу, что ни она, ни ее ребенок никому не нужны, а потом вдруг решила запереться в чужой палате, где как раз было пусто — кто на обследование ушел, кто в процедурный кабинет.