Ненастье - Алексей Иванов

А сам про себя он давно определился, чего хочет и как будет добиваться желаемого. Увы, он опоздал к большим приватизациям, но зато разработал план, как наверстать упущенное. Он поставил себе цель: Шпальный рынок. Для приватизации рынка на первом этапе ему требовалось возглавить какую‑либо общественную структуру при рынке (тот же Фонд помощи ветеранам) и стать членом Штаба «Коминтерна». Всё это Щебетовский уже исполнил.

На втором этапе следовало получить фактическое руководство рынком. Как член Штаба, майор продавил небольшую реформу: изначально его Фонд был подразделением рынка, а потом рынок стал подразделением Фонда. Майор убедил Штаб, что это уменьшит налоги. На самом деле это позволяло майору контролировать администрацию рынка. Директрисой Шпального оставалась Лена Быченко, а с ней майор выстроил правильные отношения. Он помнил законы оперативной работы: не меняй людей, меняй их мотивы.

Серёга напрасно думал, что парни из Штаба ненавидят Щебетовского. Нет. Майора считали слегка чужаком, но вполне приемлемым. Он реально послужил благополучию «Коминтерна», когда добился льгот на алкоголь. К майору прислушивались, а сам он не лез, куда не просят. На очередном заседании Штаба незадолго до освобождения Серёги Щебетовский сказал:

— Я уверен, что Сергей захочет вернуться в командиры «Коминтерна». Назначит Штаб Лихолетова командиром или не назначит, всё равно многие в организации будут недовольны. Чтобы избежать конфликтов, товарищи, я предлагаю сделать выборы командира общими, а не внутри одного Штаба. Тогда не будет виноватых. Для демократии я и сам приму участие в выборах.

Штаб проголосовал за общие выборы. Так майор расчистил себе дорогу к командованию «Коминтерном», потому что члены Штаба не поставили бы Щебетовского во главе своей организации, ведь майор — не из своих.

Теперь майор придумывал, чего пообещать простым «коминтерновцам», чтобы они выбрали командиром его, а не Лихолетова. И тогда многоходовка, выстроенная в лучшем духе Конторы, выйдет на финишную прямую.

Щебетовский был спокоен, действовал осмотрительно и неторопливо, не ссорился и никому ничего не доказывал. Его так учили. Он всегда был готов использовать шанс, если шанс подвернётся, — и шанс всегда подворачивался.

Фонд Щебетовского находился в ведомственной гостинице комбината «Электротяга» — гостиница превратилась в офисный центр, и Щебетовский арендовал здесь двухкомнатный номер. В декабре 1996 года за окнами офиса вьюга заметала плоские крыши цехов и безлюдные проезды промзоны, где застыли вереницы пустых железнодорожных платформ. К майору на приём явилась красивая молодая женщина, полная, но энергичная.

— Меня зовут Марина, — словно бы с намёком сказала она, улыбаясь.

— Мы с вами нигде не встречались? — поинтересовался майор.

Вежливо улыбаясь в ответ, он остро вглядывался в посетительницу.

— Там были не те встречи, которые хотелось бы иметь с мужчиной вроде вас, — старательно произнесла Марина заготовленную любезность.

Майор вспомнил: осенью он видел эту девицу в приёмной мэра. Девица возглавляла комитет «афганских» жён, которые что‑то требовали от власти.

— Я вас слушаю, Марина.

— Вы знаете, Георгий Николаевич, что «афганцам» не выдают ордера на квартиры в домах по Сцепщиков? Бодяга тянется с 1992 года, — Марина расстегнула меховую куртку, выставляя большую грудь. — Я вам скажу: без прописки как без оргазма. Сколько можно мучить животных?

Да‑да‑да, майор восстановил картинку. Жёны «афганцев» требовали у мэра ордера. Без прописки (хотя её и отменили) детей не прикрепляли к больницам и детсадам, а женщин не принимали на хорошую работу. Парней тоже не принимали, они работали на фирмах у приятелей и потому бухали.

— Вы правы, это упущение Штаба, — озабоченно сказал Щебетовский. — Давно следовало нажать на власть… Обязательно займёмся после выборов!

Он подумал, что Марина — обычная жалобщица.

— Георгий Николаевич, — Марина сморщила яркие губы, словно боялась засмеяться, — скажу вам прямо: я не просилка, я давалка. Я тут потрепалась с вашим Витюнькой Басуновым и кое‑что придумала. Предлагаю баш на баш.

— То есть? В чём суть сделки?

— С вас — наши ордера. А мы замостырим вам победу на выборах.

Марина старалась, конечно, не для жён «афганцев». У неё имелся свой интерес. Она хотела развестись с Германом и по суду оттягать его квартиру «на Сцепе». Но для суда требовалось, чтобы у неё и у её мужа были ордера на спорную квартиру: без ордеров‑то и делить нечего. И поэтому Марина организовала подруг в комитет, который принялся долбить мэрию.

— Очень интересно, — Щебетовский не подал вида, что заинтересовался реально. — А как же вы собираетесь организовать мою победу, Марина… э‑э?

— Владимировна. Но лучше без отчества. Я просто скажу своим девкам в комитете «афганских» жён, что вы как командир добьётесь ордеров. Девки скажут своим подругам, и т. д. Короче, бабы загнут своих мужиков, чтобы голосовали за вас. Выборы‑то общие. А мужикам всё равно, кого выбирать.

Щебетовский посмотрел на Марину с уважением.

— Да, вы ориентируетесь в жизни… Ордера — это всё, что вы хотите?

— Ясное дело, нет! — Марина сияла, польщённая. — У меня на Шпальном рынке четыре торговые точки. Ещё я хочу, чтобы с меня не брали за аренду. Ленка Быченко тоже ведь под вами дышит? Так что вы в силах мне помочь.

— Рад буду такому приятному сотрудничеству, — искренне сказал майор.

— Главное — взаимовыгодному! — важно ответила Марина, назидательно подняв палец, и неким приглашающим жестом поправила грудь.

Выборы командира «Коминтерна» Штаб назначил на 8 января 1997 года. Народ уже опохмелится после праздников, и всякие детские утренники тоже пройдут — это важно, так как для выборов Штаб арендовал кинозал «Юбиля». После погрома Дворец освободился от власти «афганцев», структуры «Коминтерна» расползлись по всему городу. В «Юбиле» остались несколько офисов — и всё: «мостика» Серёги больше не было, «Баграм» стал обычным кафе «Топаз», а спортзал превратился в дискотеку «Капоэйра».

В высоком фойе Дворца до потолка стояла огромная лесная ель, увитая гирляндами. Пахло хвоей, мандаринами и конфетами. Когда‑то в этом фойе «афганцы» бухали, курили и сгружали коробки с товаром, а сейчас заходили сюда под ручку с жёнами, трезвые и культурные, раздевались в гардеробе и причёсывались перед зеркалами. За столиками под елью как мышки‑норушки сидели Маша Ковылкина и Лена Спасёнкина: отмечали «коминтерновцев» в списках и выдавали бюллетени, распечатанные на принтере. В бюллетенях были только две фамилии кандидатов — «Щебетовский» и «Лихолетов».

«Ямайским ромом пахнут сумерки, синие, длинные…» — невыносимо‑страстно звучало по залам и коридорам «Юбиля»; это звукарь Дворца крутил фонограмму уже списанных с телика новогодних «Старых песен о главном». — «А город каменный по‑прежнему пьёт и ждёт новостей…»