Пророчество без букв - Юлия Цезарь

забыла, всматриваясь в его чёрные глаза и, словно играя, пыталась отыскать в них красную радужку. Нет, надо что-то сказать. О! — Так, что, завтра садимся на корабль? Тогда стоит предупредить Гина, чтобы они на него тоже сели.

— Да, наверное, нужно, — рассеянно произнес Зак. Его мысли сейчас вообще в другом месте витали, а никак не рядом с Гинтаром и кораблем. Но ее слова отрезвили. Он с неохотой отпустил Каю, взял за руку и повел домой. — Пойдем, а то гномы и правда все съедят.

========== 18. Добрые намерения — самый быстрый путь в пекло ==========

Даргона встретила своего мужа и сыновей, накрыла стол и ушла вновь на рынок, так как думала, что хлеба у неё ещё полно, но, как оказалось… А без хлеба что же это за стол такой? Тем более ещё на практике женщина поняла, чем больше народ съест хлеба, тем меньше он опустошит стол, и тем больше останется на завтра. А если учесть, что у них проживают два новых рта…

Нет, Даргона была рада этим ртам. Она всегда хотела иметь дочку или сына, которые не были бы так похожи на своего отца. Гномка души не чаяла в Бармоге, но порой он бывал таким неотёсанным, как и пристало гномам. А звёздный — вот удивительно! — был вежливым и терпеливым. Даже супруг о нём неплохо отзывался вечером. Вон, говорит, как крышу на совесть сделал! А Даргона Рыськой, своей кобылой, налюбоваться не могла. До чего чистой стала, аж помолодела! Да и два этих рта ели мало, по сравнению с маленькими, но прожорливыми гномами.

Даргона хотела, чтобы эта парочка осталась. Сколько от них помощи! А какая была бы защита при походе в те или иные города! Но нет. Сегодня они проведут последнюю ночь в этом доме, но эту странную парочку Доусон ещё не скоро забудет.

Когда Даргона вернулась домой, то застала его в необычной тишине. Всегда за ужином Бармог хвастался тем, как мужиков перепил или нос кому-то разбил. Или, в кой-то веки, поработал лучше всех. Да и сыновья притихли.

— Эй, неужели я наконец-то дождалась, когда дом не ходит от ваших воплей? — рявкнула Даргона, чтобы хоть как-то избавиться от этой непривычной тишины. Но её голос смолк, и всё вновь погрузилась в эту неприятную для неё атмосферу.

Она сделала шаг к кухне, рассчитывая, что все уже молча обедали, просто рассорились. По пути к ней гномиха чуть не упала — она почувствовала, что наступила на что-то мягкое, но явно не лоскут какой-то ткани. Опустила голову и прикрикнула в ладонь. Перед ней лежала странная, разрубленная топором, птичка. Но явно необычная: у неё были фиолетовые перья, а вместо крови из тельца выходил странный, сверкающий, будто в звёздах, дымок. Тварь была какой-то магической, и, видать, напугала своим видом одного из сыновей — тот её и убил. «И правильно сделал!» — мысленно кивнула Даргона. Не то чтобы она не доверяла магии или боялась её, но вот магических созданий не любила — мало ли чего они принести могут.

Она пошла дальше, в святую святых дома, где ожидала увидеть и пришедших Закнеыла с Каей, и своих дорогих мужчин, но… стоило войти на кухню, как гномка тут же уронила хлеб — её муж и дорогие сыновья, любимые и прекрасные…

Все они сидели за столом. Но сидели трупами.

Даргона упала на колени и издала негномий рёв, не веря, что посиневшие лица и безжизненные стеклянные глаза гномов принадлежали именно её дорогим мужчинам.

— О, не плачь, — раздался из тени кухни приторный голос, за которым вышла красивая человеческая женщина в темно-малиновом платье и с вьющимися жёсткой леской чёрными волосами. Она была спокойна и красива, хоть ей было далеко за тридцать. Но эта улыбка… Пусть она не обманывает вас, то было оскалом кровожадного зверя. — У тебя ещё есть шанс их спасти.

— Что ты с ними сделала? — взревела Даргона, судорожно катая ладони по полу, словно искала кинжал, нож… что угодно, что можно было кинуть в эту ведьму. — Кто ты?!

— Моё имя тебе неважно знать, но в узких кругах меня называют Глаской, и я та, которую такие, как вы, зовете отчисленными, — промурлыкала женщина. — Опусти глаза на пол — рядом с тобой нет спасения для тебя.

— Что они тебе сделали? Что ты сделала с моими мальчиками? — гномка не слышала её, лишь своё разрывающееся от боли сердце и душу, которую выворачивало наизнанку, стоило глазам вновь упасть на синюю кожу Бармога. Нет. Стойте, она не могла так сильно посинеть! Значит, они под каким-то действием? Гласка увидела прояснение в гномьих глазах и, вальяжно подошла к самому младшему сыну, похлопала в ладоши:

— Какая умница, догадалась. Но вот только спасти их можно, ответив лишь на один вопрос, — впервые улыбка с лица ведьмы исчезла, и та с какой-то садистской ноткой посмотрела на Тармолога. — Куда собрались те эльфы?

Закнеыл и Кая? Она спрашивала о них? Даргона поняла, эта женщина, которая с такой лёгкостью травит других, — не друг её гостям! Она хочет их смерти?

Гномку поставили перед невозможным выбором! Это её семья, любимые дети и возлюбленный муж! Но Закнеыл и Кая были добры к ним! Звёздному ничего не стоило заставить помочь лунной, но он… Он! Опустился перед ними, жалкими гномами, которых давно перестали воспринимать всерьёз, на колени! Ставить их жизнь под удар не только пошло, но и невозможно! Так нельзя!

Но и семья, которая была её опорой, которая окружала любовью, пусть и не такой, какая бывает у более прекрасных рас. Нет. Пусть Даргона возненавидит себя, пусть боги ей будут судьями, она примет любое наказание. Но семья была ей дороже.

— Они завтра уплывают на Туманные острова, — обреченно, ненавидя себя за это, прошептала Даргона.

— Значит, они ещё вернутся в этот дом, — по-детски, но в её случае это выглядело отвратительно, приложила палец к губам и устало хмыкнула.

— Мои муж и сыновья, — плача напомнила Даргона. — Верни их, оживи!

— Ах да! Конечно-конечно! — наигранно обрадовалась ведьма. И по её тону до разума гномки дошло, что ничего эта женщина делать не будет. Но сердце надеялось, внутренний голос молился, а глаза требовали, чтобы могучий Бармог очнулся и прогнал ведьму! Но муж даже не дышал. Смотря на него, Даргона не заметила, как женщина подошла к ней. Она не видела, как её рука сделала замах, а на холодной стали блеснул огонёк свечи. Даргона лишь ощутила её холод в своей спине, и хоть