Сердце огненного острова - Николь Фосселер

– Нет, не сейчас, – согласился он. – Поэтому я и пришел сюда. Послезавтра мы снимаемся с места и едем сначала в Сингапур, потом в Индию. После этого сезон закончится, и я вернусь в Англию. – Флортье сглотнула. – Я не считаю себя ни дураком, ни излишне сентиментальным, но после той ночи ты не шла у меня из головы. Если хочешь, может, ты поедешь со мной, Цветочек? Будешь меня сопровождать? – Она ошеломленно глядела на него. – Я знаю, – тихо продолжал он, – тебе трудно мне доверять; возможно, ты думаешь, что будешь слишком зависеть от меня. Но это не так. Я говорил с Анной Уилсон, в больших городах нам понадобится еще одна хорошенькая девушка, которая будет продавать программки. Зарабатывать ты будешь немного, но это будут твои собственные деньги. Жить ты сможешь вместе с Салли, другой девушкой, а питание бесплатное. А если ты не захочешь больше меня видеть, у тебя будут хотя бы деньги в кармане, и ты сможешь строить дальнейшие планы. – Немного помолчав, он добавил хриплым голосом: – Хотя я бы хотел, чтобы ты хорошо ко мне относилась и осталась со мной.

В ее грудной клетке вдруг лопнул узел, который она почти не замечала до этого момента.

– Как ты можешь желать такую, как я? – вырвалось у Флортье.

– Я уже говорил тебе, что у меня на многие вещи есть собственное мнение, – усмехнулся он. – Не то чтобы мне все равно, нет, но дело в тебе. Я представляю себе, что ты пережила и как это отразилось на тебе. К тому же, – он снял перчатку с левой руки, – мне очень даже известно, каково выставлять себя на продажу. Продавать свое тело.

Флортье посмотрела на его большую, сильную кисть, на которой не было среднего и безымянного пальцев, и бережно провела кончиками пальцев по бледным шрамам и оставшимся обрубкам. Его рука показалась ей символом ее собственного поруганного тела и израненной души, и она всхлипнула.

– А если я никогда не смогу дать тебе то, что ты, возможно, от меня… – Она смущенно замолчала и низко наклонила голову.

– Мы посмотрим. Когда надо, я могу быть очень терпеливым. – Он снова погладил ее по щеке. – В Азии есть поговорка: лотос цветет только тогда, когда его корни уходят в ил. И это лотос, который, как никакой другой цветок, символизирует чистоту и красоту. А ты немножко похожа на лотос, Цветочек.

На лице Флортье появилась счастливая улыбка, но тотчас пропала.

– Я не могу иметь детей, – выпалила она и покраснела.

Брови Холтума почти болезненно сошлись на переносице, но потом уголки губ поползли кверху. Он снова погладил Флортье по щеке.

– У меня уже есть сыновья. – Тут же он серьезно добавил: – Но я не стану скрывать от тебя, что пока не хочу развода – из-за моих мальчишек. Ты могла бы примириться с этим?

Флортье прикусила нижнюю губу. Уже долгое время ей ничего не хотелось так сильно, как выйти замуж. Но эти планы не только рухнули, но и навлекли на нее беду. Джон Холтум оказался прав, ей было трудно ему доверять, и она в самом деле боялась снова попасть в зависимость, как это было с Киан Джаем. Но если она будет самостоятельно зарабатывать и не будет за Джоном замужем, она сможет в любой момент уйти от него, если ей будет плохо. Ее успокоила такая мысль.

– Да, – ответила она, наконец, со слабой улыбкой. – Я могу примириться с этим.

Его угловатое лицо тоже озарилось улыбкой.

– Тебе не обязательно решать это прямо сейчас. Ты можешь догнать нас и через пару дней или позже.

Тепло в груди Флортье разливалось все шире.

– Я, в любом случае, должна посоветоваться с Якобиной, – прошептала она и лишь теперь обнаружила, что все время гладила его покалеченную кисть. Тогда она бережно поднесла ее к губам и стала целовать все пальцы и шрамы на ней, а потом прижала ее к своей щеке. Флортье было хорошо и покойно, так, как в детстве, когда у нее были отец и мать; потом это чувство надолго пропало и отчасти вернулось, когда у нее появилась подруга – Якобина.

– У тебя ведь есть список городов, где мы будем? – рыдала Флортье у плеча Якобина. – Английский адрес Джона тоже у тебя записан?

– Да, у меня все есть, – сдавленным голосом ответила Якобина и одной рукой крепко прижала к себе Флортье, другой она держала за руку Иду. Ей было больно расставаться с Флортье, но ведь Джон Холтум хороший, порядочный человек. Всякий раз, когда она думала о том, что пришлось перенести ее подруге, у Якобины щемило сердце. Флортье заслужила счастье.

– Я стану присылать тебе почтовые открытки из всех мест, где мы остановимся, обещаю! – всхлипнула Флортье. – А ты можешь приехать к нам в любое время; Джон поможет найти работу и тебе.

– Хорошо, – сквозь слезы пообещала Якобина и еще крепче прижала к себе подругу. – Береги себя, Флортье.

– Ты тоже береги себя! – Флортье с трудом оторвалась от Якобины и нежно погладила по голове Иду. – До свидания, мышка-малышка. – Она еще раз улыбнулась; потом служащий отеля помог ей подняться в экипаж, где уже сидел Джон Холтум.

– До свидания! – крикнула Флортье, когда кучер щелкнул поводьями, и лошади тронулись. Она высунулась из дверцы и помахала Якобине. – До свидания!

Якобина не произнесла ни звука, она лишь махала вслед рукой, пока экипаж не скрылся за поворотом. Тяжело дыша, она постояла еще какое-то время, потом утерла рукавом светлого летнего платья мокрое лицо и присела, чтобы посадить Иду на руки.

– Теперь мы с тобой совсем одни, – пробормотала она и слегка покачала Иду. – Что нам теперь делать, пока не объявится твой дедушка? – Ида лишь молча смотрела на нее голубыми глазенками. – Я вот что подумала – может, мы разыщем твоего брата Ягата? Как ты думаешь? – Девчушка заморгала и прижалась головкой к шее Якобины, еще мокрой от слез Флортье.

– Завтра мы поедем на лошадке, – сообщила Якобина Иде, расхаживая по комнате и собирая их скудные пожитки в новый чемодан. Девчушка сидела на кровати, прижав к груди куклу, и смотрела на нее огромными глазенками. Якобина купила и новую одежду – детское пальто и шапочку Иде, а себе жакет; она надеялась, что они окажутся достаточно теплыми для ноябрьского Амстердама. Ничего более солидного в Батавии просто не продавалось. – Мы приедем в порт, поднимемся на большой пароход и поплывем по морю! – Она уже привыкла как можно чаще разговаривать с Идой, чтобы, с одной стороны, к девочке снова вернулась речь, а с другой, потому что она скучала без разговоров с Флортье.

Якобина подошла к письменному столу и с улыбкой взяла открытки, полученные от Флортье, две из Сингапура и одну из Калькутты. Похоже, дела у подруги шли хорошо. За прошедший месяц она и сама написала ей два раза. Теперь-то уж они постараются не терять друг друга. Она бережно убрала открытки в саквояж, где уже лежали новые документы на нее и на Иду, выданные ратушей. Пожалуй, неплохая мысль – поехать к Флортье и Холтуму, как только она передаст Иду в руки ее деда.

– Мы едем к твоему дедушке, мышка, – продолжала она, складывая платьица. – Он уже ждет тебя! – Недавно она получила от Адриана Ахтеркампа хорошее письмо. Не теряя времени, он сразу же заказал билет на пароход для Якобины и внучки и выслал четыреста флоринов, чтобы они не испытывали в пути недостатка в средствах. Возможно, в Амстердаме найдутся хорошие доктора, которые вернут девочке речь. Но все же у Якобины было тяжело на сердце, ей не хотелось расставаться с Идой, хоть она и не знала, на какие средства они будут жить. Впрочем, пока что она не думала всерьез о своем будущем. Сначала она отдаст Иду ее дедушке, а уж потом посмотрит. Разумеется, она навестит свою семью и, может, сумеет уговорить отца, чтобы он выплатил ей хотя бы часть ее приданого; теперь она созрела для такого разговора.