Лаций. В поисках Человека - Ромен Люказо

– …Мир полностью преобразится. Его появление станет откровением, цветением смысла посреди пустыни механических причин и следствий. Ахинус, помните ли вы нашу изначальную планету во время ее расцвета? Бесконечный райский сад. Вот что сможет создать наш бог – везде, этот бог, которого Человечество никогда не встречало и которого теперь сможет себе подарить.

Ее рот искривился в иронической усмешке. Всякое тепло вновь исчезло из ее голоса, она хлопнула в ладоши и закончила:

– Однако, какой бы ни была приятной наша беседа, мне надо идти, и вы мне нужны. Идемте, Плавтина.

Она устремилась вперед, изо всех сил ухватила Плавтину за предплечье, так, что ногти впились в кожу; Плавтина подавила крик ужаса и попыталась высвободиться. Будто в лихорадке, она дрожала и чувствовала, что в ней совсем не осталось сил. Ее сознание будто распадалось на части, как утлый челнок, разбитый волной. Она еще сильнее стиснула в руке кинжал. Ее спасательный круг. Ее выход, чтобы не выбирать между Узами и собственным пониманием того, что справедливо, а что нет. Простая царапина, и все будет кончено. Вот только Береника теперь держала ее и тянула к себе.

И внезапно она ее отпустила. Плавтина потеряла равновесие, едва не упав. Она все еще держала в руке крошечное оружие. Не понимая, смотрела, как Береника делает шаг назад, потом еще, сжав пальцы. На самом деле она держалась за левую руку. Подняла ее к глазам, а потом повернула ладонью к Плавтине. Ее кожу прочертил длинный и тонкий порез. Выступила кровь – лишь алая капля, набухшая на молочно-белой коже, недостаточно даже для того, чтобы вытечь из раны. Береника в ошеломлении подняла глаза на Плавтину:

– Что вы наделали? – проговорила она растерянным, уже далеким голосом.

Плавтина не смогла ответить. Она стояла неподвижно, опустив руки, все еще сжимая в пальцах несчастный осколок кости. Береника взглядом искала помощи. Отон с бесцветным лицом двинулся к ней, но Ахинус удержал его твердой рукой; они так и застыли, будто изваяния со страдальческими ликами, украшающие темные развалины античного храма.

– Вы меня убили?

Плавтина кивнула. На глазах у нее выступили слезы, которые она сдерживала до сих пор. Внутри словно прорвало плотину, и душу захлестнуло безграничное горе. Она стояла так, не в силах пошевелиться, оглушенная тем, что сотворила.

– Я не хотела.

– Это ничего не изменит. Теперь и остальные мертвы, – прошептала женщина.

– Это правда, – выдохнула Плавтина.

– Их тела, – продолжила Береника, будто говоря сама с собой, – потеряны навсегда. Они не вернутся. Значит, как и я, нечто великое и прекрасное больше не увидит света дня.

– Мне так жаль, – повторяла Плавтина, понимая, что произносит самую большую глупость, какую можно вообразить.

Береника замерла. Ее губы сжались от гнева на удар судьбы, внезапно превративший ее жизнь в поражение, а эпопею в трагедию – повесть о космическом и бессильном тщеславии. Она не сводила взгляда с той, кто ее убил, но ответить уже не могла. Поморщившись, Береника поднесла руку к груди, попыталась вздохнуть, но уже не сумела.

Огромная усталость сковала ее черты, она опустилась на колени, потом соскользнула на пол, и ее сердце перестало биться.

* * *

Варвары начали вторую атаку к вечеру. Фронтальное столкновение сменилось хаосом, распалось на множество беспощадных стычек. С самого начала, ошеломив людопсов своей скоростью и жестокостью, они сумели разбить ряды, заставить людопсов разделиться на две группы разного размера, и оттеснили их друг от друга, втискиваясь между ними своими подвижными и неясными телами. Рискованная стратегия, поскольку им пришлось сражаться на два фронта.

Но таким образом они сумели застать отряд врасплох и изолировать Эврибиада. Несколько долгих минут он не видел общей перспективы, слишком занятый тем, как уклониться от непредсказуемых, кружащихся вокруг вражеских лезвий. Вот он отпрыгнул, уходя от колющего удара. Отступил, делая один шаг за другим, без спешки и замешательства. Вокруг него и позади Аристид и четыре эпибата выстроились подвижной стеной, заслоняя его собственными телами от удара в спину, но этого было недостаточно. У Эврибиада заболела рука, устав парировать один за другим широкие мулине, которые всякий раз вырывали у него звериное рычание – слева, справа, его меч уже стал скользким из-за пота, смешанного с липкой и светлой кровью его врагов.

Внезапно ритм ускорился. Противникам не терпелось с ними покончить. Быстрые и яростные удары посыпались дождем, и Эврибиад отступил, опять поразившись нечеловеческой гибкости врагов и тому, как они извивались, принимая невозможные позы и удерживая оружие в изменчивых отростках.

На стороне людопсов, в свою очередь, была точность. Пора была использовать тактику, которую они с Аристидом выработали прямо перед нападением. Эврибиад коротко взмолился всем существующим богам.

Он резко наклонился, застав врасплох существо, которое пыталось снести ему голову, и бросился вперед. Он наполовину полз по перепачканному камню, так быстро, как только мог. Скорость реакции варваров имела свои границы. Косы, занесенные со всех сторон, с шумом обрушились на землю, туда, где он был еще секунду назад. Теперь он оказался совсем рядом с сочленением мембран. Он вскочил, схватил свой меч обеими руками и занес перед собой – так, словно предлагал богам жертву. Сталь вонзилась во что-то, пришлось надавить, прежде чем оно подалось. Эврибиад нажал сильнее, кверху, вслепую что-то разрезал, разорвал материю, лишенную всякой плотности с тревожащей легкостью. Инерцией его толкнуло вперед, и он оказался внутри конвульсивного вихря из запятнанного мяса и липкой жидкости. Существо, оставив позади кусок собственной плоти, отступило с жутким воем, ревом, сильным, как туманный рожок.

Его тактика – причинить сопернику как можно больше боли – оказалась выигрышной. Вражеская масса заколыхалась в растерянности, и ближайшая группа эпибатов воспользовалась этим, чтобы пробиться к Эврибиаду. Они в бешенстве прокладывали себе путь, изо всех сил рубя мечами. Он усилием втянул язык в пасть. Его сухое горло горело. Он был изнурен.

Но бой уже возобновился. Они едва успели снова построиться – спина к спине, словно были единым телом, выставив мечи наружу. Варвары, которых разъярил смелый поступок кибернета, плавно хлынули вперед, окружая их со всех сторон. Они рубили вдвое быстрее и не стремились даже прорвать защиту, надеясь на свое физическое превосходство. Эврибиад размахивал мечом, его плечо касалось плеча Аристида, в ноздри бил мощный мужской запах его товарищей по оружию. И он забыл и о страхе, и об усталости, разум его был занят этой смертельной игрой наступлений и контратак. Еще много раз он вонзал свое притупившееся лезвие в трубки, выигрывая немного времени – а потом еще немного. Существо, с которым он дрался, отступило и, казалось, засомневалось; его дрожащие трубки зависли в воздухе – так море откатывается от берега, готовя новую волну. Эврибиад в удивлении поднял меч перед собой.

А потом враг ударил, бесхитростно, не пытаясь обойти защиту. Гора движущейся плоти в первый раз ударила по отряду с невозможной силой. Эврибиад потерял равновесие. Второй удар оказался еще хуже. Оглушенный кибернет шагнул назад, попытался уцепиться за Аристида, но не нашел его. В третий раз он получил удар плашмя собственным мечом, его отбросило назад, сбило текучей стеной, в которую превратился враг. Его ударило в грудь, он тявкнул от боли, а его ноги бесполезно дергались, с ужасом пытаясь нащупать исчезнувшую почву. Мир исказился в коротком и непонятном параболическом перемещении, поле зрения Эврибиада заполнило небо – синева, смешанная с красным из-за крови, заливающей ему глаза, а на периферии остался смутный силуэт шаттла, сталь которого блестела под закатным солнцем. Спину ему придавило камнем, он ударил его по лопаткам, выбив воздух из легких.