📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПолитикаПочему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - Дарон Аджемоглу

Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - Дарон Аджемоглу

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 116 117 118 119 120 121 122 123 124 ... 158
Перейти на страницу:

В 1991 году Менем привязал аргентинский песо к американскому доллару: один песо отныне равнялся одному доллару, обменный курс был объявлен неизменным. Конец истории? Да, почти. Чтобы убедить население, что правительство намерено твердо придерживаться этого подхода, людей всячески поощряли открывать банковские счета в американских долларах. Долларами можно было расплачиваться в магазинах Буэнос-Айреса, их можно было снять в банкоматах по всему городу. Такая политика, пожалуй, помогла стабилизировать экономику, однако имела один большой недостаток: она сделала аргентинский экспорт очень дорогим, а импорт — очень дешевым. Тонкая струйка экспорта иссякла, импорт лился рекой. Единственным способом заплатить за него были заимствования на внешнем рынке.

Такое положение дел оказалось разрушительным. Чем больше недоверия вызывал песо, тем бо́льшую часть своего достояния люди отправляли на долларовые счета в банках. В конце концов, если правительство вдруг решит девальвировать национальную валюту, долларовые счета по-прежнему будут в полном порядке, не так ли? Аргентинцы совершенно справедливо не доверяли своему песо, но слишком доверяли своим долларовым счетам.

Первого декабря 2001 года правительство внезапно заморозило все банковские счета на 90 дней. Разрешалось снимать наличными лишь небольшую сумму еженедельно. Сначала это были 250 песо (то есть 250 долларов), затем 300 песо. Однако снимать наличные разрешалось только со счетов, открытых в песо. С долларовых счетов снимать наличные не давали — кроме тех случаев, когда владелец счета соглашался конвертировать доллары и получить на руки сумму в национальной валюте. Никто не хотел этого делать. Аргентинцы назвали эту ситуацию El Corralito — «загончик для скота»: вкладчики метались, словно коровы в загоне, не видя никакого выхода.

В январе была объявлена девальвация, и курс вместо одного песо за доллар вскоре установился на уровне четырех песо за доллар. Казалось, это должно подтвердить правоту тех, кто полагал, что все сбережения надо держать в долларах. Однако все оказалось не так, потому что вскоре правительство в принудительном порядке конвертировало все долларовые счета в песо — однако по старому курсу, один к одному! Итак, человек, накопивший тысячу долларов, неожиданно обнаруживал, что у него осталось только 250 долларов. Правительство экспроприировало три четверти сбережений граждан.

Аргентина — страна, которая постоянно приводит экономистов в замешательство. Рассуждая о том, как трудно понять Аргентину, лауреат Нобелевской премии экономист Саймон Кузнец однажды произнес знаменитый афоризм о том, что существует четыре вида стран: «развитые, развивающиеся, Япония и Аргентина». Кузнец напомнил, что накануне Первой мировой войны Аргентина была одной из богатейших стран мира. Затем начался неуклонный спад, все большее удаление от других богатых стран Западной Европы и Северной Америки, и этот процесс привел в 1970–1980 годах к полному упадку. На беглый взгляд экономическое развитие Аргентины кажется загадочным, но причины ее упадка становятся яснее, если взглянуть на них сквозь призму инклюзивных и экстрактивных институтов.

В самом деле, хотя к 1914 году Аргентина уже имела пятидесятилетний опыт экономического роста, однако это был классический случай роста при экстрактивных институтах. Аргентиной в то время управляла небольшая группа аристократической элиты, которая серьезно инвестировала в сектор сельскохозяйственного экспорта. Экономика росла благодаря экспорту мяса, шкур и зерна, при том что мировые цены на эти продукты также росли. Как и во всех подобных случаях роста при экстрактивных институтах, в этом случае также не наблюдалось ни созидательного разрушения, ни развития инноваций. Такая ситуация была неустойчивой. Ко времени Первой мировой войны растущая политическая нестабильность и вооруженные протесты заставили элиты Аргентины предпринять попытки расширить политическую систему, что привело к активации сил, контролировать которые они не могли, и в 1930 году произошел первый военный переворот. Начиная с того момента и до 1983 г. Аргентина колебалась между диктатурой и демократией среди различных экстрактивных институтов. При военном правлении осуществлялись массовые репрессии, пик которых пришелся на 70-е годы, когда по меньшей мере девять тысяч жителей, а возможно и гораздо больше, были казнены без суда. Сотни тысяч были брошены в тюрьмы и подвергались пыткам.

В периоды гражданского правления проводились выборы — своего рода демократия. Но политическая система оставалась далеко не инклюзивной. Со времен подъема Перона в 40-х годах в демократической Аргентине основной силой была созданная им партия Partido Justicialista, обычно называемая просто Перонистской партией. Перонисты победили на выборах благодаря огромной политической машине, которая успешно покупала голоса, раздавала посты и должности и участвовала в коррупции, предлагая государственные контракты и работу в обмен на политическую поддержку. В определенном смысле это была демократия, но не плюралистическая. Власть была сконцентрирована в руках Перонистской партии, которая практически не имела никаких ограничений в своих действиях, по крайней мере в тот период, когда военные еще не пытались отстранить ее от управления. Как мы видели ранее (стр. 329–332), если верховный суд пытался оспорить политический курс, то тем хуже для верховного суда.

В 1940-х годах Перон культивировал рабочее движение как основу политической деятельности. Когда оно ослабло под давлением военных репрессий в 70-е и 80-е годы, его партия просто стала покупать голоса у других. Экономическая политика и институты были организованы таким образом, чтобы приносить доход своим сторонникам, а не для создания единых правил игры. Когда президент Менем столкнулся с ограничением количества президентских сроков, которое мешало его переизбранию в 90-х годах, картина оказалась такой же — он мог просто переписать конституцию и избавиться от ограничения. Как показывает El Corralito, даже при наличии выборов и всенародно избранного правительства в Аргентине правительство было в состоянии обойти право собственности и безнаказанно экспроприировать у собственных граждан. Над президентами и политическими элитами Аргентины существует очень мало контроля, и плюрализм совершенно отсутствует.

Что озадачивало Кузнеца и, без сомнения, многих других посещающих Буэнос-Айрес, это тот факт, что город кажется очень непохожим на Лиму, Гватемала-Сити и даже Мехико-Сити. Там не увидишь туземного населения и потомков бывших рабов. В основном видна великолепная архитектура, здания, построенные во время «прекрасной эпохи», годов роста при экстрактивных институтах. Но в Буэнос-Айресе можно видеть лишь часть Аргентины. Менем, к примеру, не был родом из Буэнос-Айреса. Он родился в Анильяко, в провинции Ла-Риоха, в горах далеко на северо-западе от Буэнос-Айреса, и прослужил три срока в качестве губернатора провинции. Во времена завоевания Америк испанцами эта часть Аргентины была удаленной областью империи инков, густо заселенной туземными жителями (см. карту 1 на стр. 17). Испанцы создали там энкомьенды, где развивалась в высшей степени экстрактивная экономика выращивания продуктов питания и разведения мулов для горнодобывающих предприятий в Потоси на севере. На самом деле Ла-Риоха была гораздо больше похожа на область Потоси в Перу и Боливии, чем на Буэнос-Айрес. В XIX веке в Ла-Риохе жил знаменитый военачальник Факундо Квирога, который единолично управлял областью и повел свою армию на Буэнос-Айрес. История развития политических институтов Аргентины — это история того, как внутренние провинции, такие как Ла-Риоха, достигали соглашений с Буэнос-Айресом. Это были соглашения о перемирии: военачальники Ла-Риохи соглашались оставить Буэнос-Айрес в покое, чтобы там продолжали зарабатывать деньги. В ответ элиты Буэнос-Айреса оставляли попытки реформирования институтов «внутренних». И хоть с первого взгляда Аргентина казалась миром, отличным от Перу или Боливии, на самом деле разница была не так велика, стоило лишь оставить элегантные бульвары Буэнос-Айреса. Тот факт, что интересы и политика внутренних провинций оказывались встроенными в аргентинские институты, объясняет, почему страна проходила тот же путь институционального развития, что и другие экстрактивные страны Латинской Америки.

1 ... 116 117 118 119 120 121 122 123 124 ... 158
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?