Вся правда о Муллинерах - Пэлем Грэнвил Вудхауз

Взять для примера рыцаря дней былых — вот что он имел в виду. Если бы рыцарь дней былых был послан благородной девицей на жутко рискованные поиски чего-нибудь там и он бы ради нее шел навстречу всяким гибельным опасностям, терпел превратности судьбы, доблестно противостоял драконам в черном атласе, чуть бы не угодил в узилище и еще то, се и это, так неужто благородная девица даст ему от ворот поворот только потому, что — если взглянуть на дело с дотошным педантизмом — он вернулся с пустыми руками?

Абсолютно невозможно, решил Мервин. Ее бы очень даже вдохновило, что он ради нее показал себя лучше некуда, и она принялась бы утешать его и обласкивать.

Значит, и Клариса, чувствовал он, должна поступить точно так же, а потому следующий ход ясен: снова прошвырнуться до Итон-сквер и все ей объяснить. Поэтому он почистил шляпу, сощелкнул пылинку с рукава и схватил такси.

Всю дорогу Мервин репетировал свою речь и весьма одобрительно оценил результат. Он мысленно видел кроткие заплаканные глаза Кларисы, внимающей рассказу о том, как Рука Закона ухватила его за брючный ремень. Но когда он прибыл на место, произошла непредвиденная заминка. Дворецкий, открывший дверь дома на Итон-сквер, сообщил ему, что благородная девица одевается.

— Доложите, что пришел мистер Муллинер, — сказал Мервин.

Дворецкий поднялся по лестнице, и вскоре сверху донесся звонкий пронзительный голос его возлюбленной, отдающей распоряжение дворецкому зашвырнуть мистера Муллинера в гостиную и запереть столовое серебро.

Мервин вошел в гостиную и сел там в ожидании.

Гостиная была одной из тех, которые предлагают визитеру не так уж много приятных развлечений. Мервин сообщил мне, что его очень насмешила фотография покойного родителя девицы на каминной полке — пожилого джентльмена с пышными бакенбардами и бородой, который напомнил ему ветхий диван с вырвавшейся наружу набивкой из конского волоса. Но все остальное ничего занимательного не предлагало — альбом с видами Италии и экземпляр индийской любовной лирики в сморщенном коленкоровом переплете. Вскоре его начала томить скука.

Он отполировал ботинки диванной подушкой, взял шляпу со столика, на который положил ее, и еще раз почистил. Других интеллектуальных развлечений не нашлось, а потому он просто откинулся на спинку кресла, отстегнул нижнюю челюсть, позволил ей отвиснуть и погрузился в подобие комы. Мервин еще находился в этом трансе, когда вдруг с восхищением услышал, что на улице разгорелась собачья драка. Он подошел к окну и выглянул наружу, но драка, видимо, происходила где-то возле входной двери, и козырек крыльца загораживал от него противников.

Надо сказать, что Мервин никогда не упускает возможности полюбоваться собачьей дракой. Многие из счастливейших часов своей жизни он провел, созерцая схватки собак. А эта, судя по звукам, обещала стать выдающейся. Он сбежал по лестнице и открыл входную дверь.

Как и подсказали ему его натренированные чувства, драка завязалась у самого крыльца. Мервин стоял в открытых дверях и упивался ею. Он всегда утверждал, что лучшие собачьи драки возникают в окрестностях Итон-сквер, потому что туда имеют обыкновение забредать крутые псы с Кингз-роуд — псы, воспитанные на джине и утюгах тамошних баров и пивных и умеющие подать товар лицом.

Данная стычка свидетельствовала в пользу этой теории. Она возникла между своего рода коктейлем из мастифа и ирландского терьера с одной стороны и длинношерстным рагу из семи пород с другой, причем последний участник имел столь залихватский вид, что наталкивал зрителя на мысль о своей причастности к колонии художников ниже по реке. Минут пять бой развивался настолько упоительно, насколько может пожелать душа, но затем внезапно оборвался. Оба участника одновременно увидели кошку под аркой ворот через два дома и, обменявшись торопливым лапопожатием, с лаем помчались к ней.

Мервина немало огорчил такой нежданный финал занимательного зрелища, но что произошло, то произошло. Он повернулся к двери и уже намеревался закрыть ее за собой, когда внезапно появился рассыльный с объемистым пакетом.

— Распишитесь, пожалуйста, — сказал рассыльный.

Ошибка была вполне естественной. Увидев Мервина в дверях дома и без шляпы, рассыльный принял его за дворецкого. Он сунул пакет в руки Мервина, вынудил его расписаться на желтом листке и удалился, оставив наедине с пакетом.

Взглянув на пакет, Мервин увидел, что адресован он ей — Кларисе.

Но не это заставило его пошатнуться не сходя с места. Пошатнуться не сходя с места его вынудило то обстоятельство, что на пакете красовался ярлык «Беллами и К°, фрукты по заказу». И, ткнув в бумагу пальцем, он убедился, что внутри скрывалось нечто хлипкое, которое, безусловно, не было яблоками, апельсинами, орехами, бананами или чем-либо им подобным.

Мервин склонил свой изящно очерченный нос и понюхал пакет. А понюхав, еще раз пошатнулся не сходя с места.

Ужасное подозрение обожгло его.

Не то чтобы сын моего кузена был наделен качествами, которые могли бы сделать его преуспевающим сыщиком. Он отнюдь не славился способностью извлекать ошеломляющие выводы из анализа сигарного пепла или отпечатков подошв. Правду сказать, скрывай этот пакет в себе сигарный пепел, Мервин не обратил бы на него особого внимания. Но при данных обстоятельствах кто угодно мог поддаться подозрениям.

Взвесьте факты! Понюхав, Мервин обнаружил, что под оберточной бумагой скрыта клубника. А единственным человеком, кроме него самого, кому было известно, что девица хочет клубники, был Уффи Проссер. Да и практически единственным человеком в Лондоне, способным купить клубнику в это время года, был Уффи, а Уффи, как ему вспомнилось, во время их беседы о красоте указанной девицы и вообще о ее внешности выглядел коварным и затаившим недоброе.

Потребовалась лишь секунда, чтобы Мервин Муллинер разорвал бумагу и поглядел на карточку внутри.

О да, все было точно так, как он предвидел. «Александр К. Проссер» значилось на карточке, и, как сообщил мне Мервин, его ничуть не удивило бы, узнай он, что «К.» означает «Кларенс».

Его первым чувством, пока он стоял, устремив взор на карточку, было праведное негодование, что такому двуличному типу, как Уффи Проссер, столько лет позволяют загрязнять атмосферу Лондона. Одной рукой отказать человеку в двадцати фунтах, а другой посылать клубнику его девушке — подобного свинского свинства Мервин не сумел бы вообразить при всем желании.

Он пылал праведным гневом. И все еще продолжал пылать, когда последний выпитый в клубе коктейль, дремавший у него в желудке, внезапно встрепенулся и вступил в игру. Абсолютно неожиданно, сообщил мне Мервин, третий мартини принялся резвиться как ягненок и прыгнул ему в мозг, одарив идеей, которая осеняет человека лишь раз в жизни.

Что, собственно, мешает ему, спросил он себя, припрятать карточку, заграбастать ягоды и преподнести их благородной девице со скромным поклоном от мистера Муллинера, эсквайра? Да абсолютно ни-че-го, ответил он себе. План первый сорт, наглядно демонстрирующий, что способны сотворить три мартини средней сухости.