Дочь Волка - Виктория Витуорт

Они долго смотрели друг другу в глаза, пока до Элфрун дошло.

– Донмут.

Он кивнул.

Она, отвернувшись от него, крепко обхватила себя руками. Дело было совершенно не в ней. И вовсе не желание обладать ею понукало его домогаться ее. Все дело было в земле, которую она олицетворяла, – в зарослях тростника, в заливных лугах, в полях, засеянных ячменем и овсом, в стадах овец на холмах. И важно было даже не столько то, что находилось на этой земле, как то, где она располагалась. Донмут – ворота Нортумбрии. Завладей Донмутом – и все королевство у тебя в руках.

Жгучие слезы подступили к глазам, но она не могла позволить им пролиться.

– Элфрун!

Не обращая на него внимания, она напряженно думала.

– Возьми это, – сказал он. – Раз это не подарок от тебя, он мне не нужен.

Танкрад взял ее за руку и, разжав ее кулак, положил на ладонь серебряный наконечник и вновь сжал ее пальцы. Но как только он отпустил ее руку, она тут же уронила наконечник в тростник на полу.

– Ты собираешься удерживать меня здесь?

– Это была не моя идея, – сказал он. – Не вини меня. – Он смотрел куда-то мимо нее. – Я не хотел, чтобы так вышло.

– Ты на самом деле считаешь, что мне не все равно, кто именно до этого додумался?

Танкрад уставился на нее, а затем, протиснувшись мимо нее, направился к двери. Он выкрикнул чье-то имя и забарабанил кулаками по деревянным доскам; снаружи ему ответили приглушенные голоса. Элфрун услышала, как с грохотом убирают подпиравший дверь брус. Она думала, что все еще длится эта бесконечная ночь, но в дверной проем хлынули лучи утреннего солнца, окутав золотым светом фигуру Танкрада, а за ним – двор, полный народу.

И из всех этих незнакомых лиц взгляд Элфрун четко выхватил лицо Аули.

Финн резко открыл глаза.

Он долго ждал и не спал, но в конце концов где-то за полночь, продолжая ждать, все же провалился в сон, вопреки своему желанию и здравому смыслу.

Видиа сдержал слово и нашел для Финна полоску ткани, чтобы тот мог связать ее и, набросив на шею, положить на нее свою левую руку; теперь боль в плече утихла, стала тупой и пульсирующей, но к ней добавилась мучительная тошнота, которая, как он знал, пройдет. В конечном итоге.

Пока он дожидался возвращения Видиа, мысли его были больше заняты болезненными ощущениями на губах – напоминанием о неумелых безрассудных поцелуях Элфрун, непонятно почему случившихся в полумраке хеддерна, о ее безудержной страсти, которая тронула его, но в не меньшей степени привела в ужас. Как он мог хотя бы на миг подумать, что это удачная мысль – предложить ей уйти вместе с ним?

А что он вообще мог ей предложить? Не только абсолютную пустоту его кошеля, но еще и пустоту его жизни, пустоту в его сердце. Когда Финн думал о том, что священники называют душой, перед глазами у него возникало одно из тех длинноногих насекомых, которые бегают по поверхности озера так быстро и так легко, что их крошечные ножки едва касаются воды и они свободно скользят то в одну сторону, то в другую. Остановиться для них означает утонуть. Без труда избегают препятствий и ненужного внимания. На миг появляются перед глазами человека, а уже в следующее мгновение исчезают, словно ласточки, и уже забыты.

Но Элфрун смотрела именно на него. На него, не на всякие пустяки и безделушки, которыми он торговал. Она глядела на него своими умными темно-карими глазами, похожими на озера с торфяной водой, и у него было такое ощущение, что она видит его насквозь, что ее взгляд проникает в самые мрачные глубины его души, где прячутся чудовища. Она заглянула туда и даже не дрогнула. Внезапно он вспомнил ощущение от прикосновения ее пальцев к старым шрамам у него на спине, легкого, как касание крыльев бабочки.

Так как же он мог заснуть после всего этого? Причем ему казалось, что проспал он несколько часов.

Окончательно проснувшись, он сел, прислонившись спиной к стволу дерева, и стал наблюдать за Донмутом, где начиналась обычная жизнь по мере того, как небо на востоке бледнело. Это было утро тумана и эха, звонкой переклички петухов с навозных куч и диких гусей, с гоготанием садившихся на воду эстуария. Он слышал тихие и громкие голоса, доносившиеся со стороны женского дома. Теперь, когда он лишился своей котомки, эти девушки потеряли к нему интерес. Рядом с ним сидел Гетин, а возле пса, словно его брат-близнец, устроился мальчик-собачник – такой же безмолвный и такой же терпеливый.

А Видиа все не было.

Финн закрыл глаза. Интересно, как его примут в Иллингхэме? Он знал, что должен идти туда, и идти прямо сейчас, и это никак не связано с тем, что Элфрун увезли туда, кто бы это ни сделал. Он солгал ей, когда сказал, что направится в Йорк. Если Аули находится где-то на побережье Хамбера, она будет там, как и остальные из их команды. И он должен вернуться к ним, растеряв самое ценное. Речь идет не о товарах из его котомки, дорогих и дешевых. Он вернется без Мира и Варри, и это приведет Туури в ярость.

По поводу Холми он так переживать не станет. Мальчишек, танцующих на канатах, можно подобрать на любом рынке. А вот хорошего медведя найти непросто, как и поводыря для него.

Варри был замечательным медведем.

Это не имеет ничего общего с теми, кто увез Элфрун. Он мог не знать всех тонкостей взаимоотношений Иллингхэма и Донмута, но он хорошо знал, кто платит Туури, и мог догадаться, какие цели они преследуют.

Финн вглядывался в темноту под своими опущенными веками. Он должен был все рассказать Элфрун. Предупредить ее, не позволяя ее гордости – и его гордости тоже – помешать ему. Ну вот чего он добился, цепляясь за обрывки собственной спеси? Он вспомнил прямую осанку Элфрун, ее красиво изогнутые брови, россыпь веснушек на носу. Серьезное, всегда слегка нахмуренное лицо. Вспомнил он и то, как с первого момента, с той встречи, когда почти год назад они с ней перекинулись парой слов на берегу, ему все время хотелось прикоснуться кончиком пальца к суровым складкам на ее лице и разгладить их.

Он должен был рассказать ей об угрозе, нависшей над Донмутом, столь же отчетливо видевшейся ему, как клубы тумана и дыма от очагов, которые и теперь вились над этими низкими, крытыми тростником крышами. Но он ей ничего не сказал. Почему-то он тогда решил, что ей и без того хватает забот. И еще он позволил ей уйти от него, выйти из конюшни и подвергнуть себя безмерной опасности.

Видиа считает, что в Иллингхэме она в безопасности?

Тогда этот Видиа просто глупец.

Лучи встающего солнца стали просвечивать через его опущенные веки, и они стали красными. Элфрун нет уже целую ночь, а он тут сидит без дела.

– Это был ты. Ты принес то зеркало.

Он резко открыл глаза. Туман приобрел золотистый оттенок.

К нему обращалось хрупкое худенькое создание; казалось, что детство никак не хочет отпускать эту девочку. На ней было платье, из которого она явно выросла и которое уже не скрывало ее выпирающих косточек на запястьях и голых икр. Он не сразу узнал ее. Подсказкой послужило упоминание о зеркале. Девочка с печального ноябрьского берега, которая тогда несла полный подол моллюсков. На ее сияющем лице выделялись огромные глаза.