Вейн - Инна Живетьева

– А кто спаивал? – ворчливо спросил Грин.

Дан огрызнулся:

– Сам старался. Я ему насильно в глотку не вливал.

– Ну ладно, оба хороши. Так что, полагаешь, нужно ждать гостей?

– Вряд ли, их со следа сбили – в верхнем мире засаду поставили. Заодно нам с Игорем чуть не влетело.

Юрка тоненько хихикнул.

– Чего ржешь? – окрысился Дан.

– Теперь ты тоже будешь спасать Егора.

– Заткнись, пока не врезал!

– Брэк! – остановил их Грин. – Давайте на боковую. Завтра рано вставать.

Не доходя двух кварталов до комендатуры, Юрка свернул в переулок и остановился возле приземистого здания. Выглядел дом неприветливо – половина окон заколочена, остальные задернуты тряпками. За щелястым забором просматривался двор, засыпанный опилками и шлаком. Трепало ветром развешанные на веревках детские шортики и маечки.

Юрка вложил в рот пальцы и громко свистнул. Порскнули с кустов воробьи. То ли показалось, то ли качнулась на окне занавеска.

Подождал – никого.

– Черт, опоздали.

А все Дан! Приспичило ему с утра пораньше смотаться к узлу – ориентиры взять. Сам-то теперь дрыхнет в интернате, не пошел в город: чего зря рисковать?

– Еще девяти нет, – сказал Грин, посмотрев на часы.

Юрка примерился свистнуть еще раз, но стукнула дверь. Талка перебежала двор и выскочила на улицу. Одна коса колотила ее по плечу, с другой стороны вились в беспорядке рыжие пряди.

– Не стойте здесь! – Девочка потянула в заросли акации. Тревожный взгляд метался с одного лица на другое.

Юрка замялся, не зная, можно ли представлять вейна. Грин решил за него:

– Алекс.

– Талина.

– Расскажи ему все, что знаешь, – попросил Юрка. – Он… от подполковника.

Талка говорила долго. Даты, географические названия, марки вооружения и техники – удивительно, сколько всего она запомнила.

– Ты сильно рискуешь, – обеспокоился Грин.

Девочка отвела от лица волосы. Ответила спокойно, как о давно решенном:

– Убьют, хоть за дело. Алекс, мы – заложники. Завтра состав поближе к городу взорвут, и все. Нас расстреляют просто по списку. Не хочу!

Прощаясь, Грин задержал Талкину ладонь в руке.

– Будь осторожна.

После кружили по улицам – от площади к комендатуре и обратно. Погода менялась: редкие утренние облака расползлись, Верхнелучевск заливало жаром. Юрка угрюмо молчал, Грин оставался деловит и сосредоточен.

– Не понимаю, – не выдержал Юрка, когда солнце уже висело в зените. – Я из проекции за несколько километров к узлу вышел, а тут мы каждую дыру обнюхиваем.

– Устал? – с сочувствием спросил вейн. Кивнул на стоящую в кустах скамейку: – Сядем.

Отполированная штанами доска лежала на чурбачках, упираясь длинной стороной в глухую стену. На доске кто-то вырезал «С+Л» и кривое сердце, пробитое стрелой. В узком промежутке между домами виднелась улица, по которой должен был проехать грузовик.

Грин вытащил из кармана бумажный пакет. В нем оказалось сало, переложенное кусками хлеба.

– Ешь.

Юрка жевал, не чувствуя вкуса.

– Высокая узелковая плотность – та еще аномалия. Выйти к ней легко, а вот найти конкретный узел намного сложнее. Сбивает, микширует. Чем, кстати, опытные вейны и пользуются, когда пути отхода готовят. Вон, в Бреславле, думаешь, хоть кто-нибудь знает все узлы? Могу поспорить, что нет.

Юрка облизал пальцы, и Грин подпихнул ему бутерброд из своей половины.

– Не надо. Что я, маленький, меня подкармливать?

– Ты – растущий организм.

Юрка дернул плечом и отвернулся. Раздвинул ветки, чтобы лучше просматривалась дорога. Пора бы уж.

– Может, тут вообще узла нет.

– Должен быть, – возразил Грин. – Два – слишком мало для таких показателей.

Прогромыхала по булыжной мостовой тачка, вихляя на одном колесе. Девчонка – Талкина ровесница – с трудом удерживала ручки.

Прошли полицаи; они громко матерились, поминая начальство. Где-то хлопнуло, закрываясь, окно.

– Едут, – Грин услышал первым.

В кузове покачивались охранники. Егора не было видно.

«Сегодня – не повесят», – напомнил себе Юрка. Уперся локтями в колени, с силой переплел пальцы и приготовился ждать.

– Судя по словам Талины, они не уверены, что мальчишка – сын подполковника, – сказал Грин. – Так, вписался идеально в провокацию. Или подтолкнул к мысли о ней. В любом случае, пытать его нет смысла.

– Успокаиваете? – огрызнулся Юрка.

Вейн подергал себя за нос и признался:

– Да. А что, не надо?

Юрка не ответил.

Грузовик, наверное, уже добрался до площади. Егора заставили взобраться на шаткий табурет и сунули в петлю. Юрка сглотнул, тронул себя за шею. Часы на запястье вейна отмеряли: вот офицер зачитывает речь, и надрывается переводчик. Вот закончили и Егору разрешили спуститься. Подалась толпа, пропуская машину.

Возвращаются.

Бензиновая вонь накрыла кусты. Грузовичок ревел, взбираясь на горку.

– Пошли, – Грин поднялся.

Они прочесали все окрестные дворы, дальше и дальше уходя от дороги. Пахло чем угодно: акацией, жареной картошкой, дымом, маслом, потом, собачьей шерстью, ваксой, нагревшимся на солнце толем, котлетами, нафталином, табаком – но не тем! Узла не было.

К вечеру небо снова затянуло облаками. Ветер мел на тротуарах пыль, собирал окурки. Юрка ежился в футболке с короткими рукавами. Бирка холодила тело.

– Ничего, – сказал Грин, – завтра еще поищем.

Юрка кивнул. Он еле держался на ногах, и страшно было представить, сколько еще топать до интерната. Раздражение, копившееся весь день, заставляло стискивать зубы. Хотелось закричать, послать всех к черту. Грина – потому что вейн, а сам узел найти не может. Егора – поперся, как идиот, один в Верхнелучевск. Дана – впутал в свои дела, а теперь полеживает, ждет, когда ему амулет доставят. Зеленцова – все из-за него!

Темнело. В домах загорались окна, похожие на экраны телевизоров. Вон девушка крутила ручку швейной машинки. Мужчина вешал в гардероб пиджак. Маленькая девочка, расплющив нос о стекло, смотрела на улицу. Рядом с ней умывалась кошка. Юрка услышал, как женский голос позвал: «Янек, сынок, ужинать!» – и отчаянно позавидовал этому Янеку.

– Одно время я любил заглядывать в чужие окна, – сказал Грин. – У меня тогда срок как раз вышел. Ходил по улицам, смотрел, как живут люди. Дома. С родными. Возвращаются с работы, их ждут.