Потерянный разум - Сергей Кара-Мурза

Положение действительно странное: министры наперебой убеждают, что люди деньгами получат гораздо больше, что им это выгодно, что власть потратит на льготы намного больше, чем тратит сейчас — а люди упираются, не желают выгоды. С другой стороны, к чему бы такая забота о неразумных? Зачем на них тратиться — пусть бы себе и получали свои жалкие натуральные крохи, если считать не умеют. Зачем так стараться министрам, так радеть о темной массе?

В том-то и дело, что вопрос принципиальный, к деньгам и крохам не сводится. Тут нашла коса на камень, столкнулись два мировоззрения, два взгляда на жизнь. Даже, можно сказать, два типа рациональности — и выявился не разрыв, а просто пропасть между властью и массой населения. Даже удивительно, как это может проявиться в такой капле воды. Тут приходит на ум, что Лютер начал Реформацию, которая унесла 2/3 жизней Германии, казалось бы, из-за мелочи — имеет ли право церковь продавать индульгенции (документ об отпущении грехов). Тоже была капля воды.

Критики закона говорят, что правительство задумало сэкономить на отказе от выдачи льгот натурой — заменит льготы небольшими деньгами, а их сожрет инфляция. Это, скорее всего, так и есть, но это вовсе не главное, из-за этого власть так бы не уперлась, нашла бы другой способ вытрясти карманы. Кроме того, власть взяла курс на последовательный уход государства от обязательств, которые требуют реальных действий и реальных отношений с людьми. Торопятся потому, что правительство имеет Госдуму в кармане, а Президент — ресурс успеха на выборах. Надо ковать железо, пока горячо, и делать необратимые шаги. Такова недалекая рациональность власти, ее можно понять.

Но главная цель иррациональна, она лежит в сфере идеалов — продавливать либеральную утопию, которая на деле уже сдохла. Для этого необходимо “монетизировать” все стороны жизни, и на этом пути правительство уже вышло за рамки рациональности. Протолкнув свой закон, оно стало орудовать в сфере идеалов — грубо говоря, плюнуло в душу большинству. И этот плевок начнет работать — тем сильнее, чем непонятнее людям смысл этой акции.

Вот красноречивый пример моментальной реакции. Известно, что в критическом положении находится в РФ донорство крови — жизненно важный общественный институт. За последние 15 лет число доноров сократилось вдвое. Кроме того, резко снизилось качество сдаваемой крови — значительную часть ее сдают, за небольшую плату, отчаявшиеся люди, часто опустившиеся на дно, больные. Как сказано в недавнем обзоре, “бесплатного донорства в нашей стране практически не существует. Оно кануло в Лету вместе с введением в России законов рыночной экономики… Попробуйте-ка прийти с выданной на пункте сдачи крови просьбой-справкой о предоставлении вам выходного дня к руководителю какого-нибудь ОАО”.

Так вот, даже остатки донорства ликвидируют бессмысленным актом ликвидации льгот. Главной льготой был установленный для доноров законом 1993 г. бесплатный проезд на всех видах общественного транспорта — она отменена в 2003 г. Другие льготы, почти эфемерные, устраняются новым законом. Доноры Ижорского завода, в основном сдававшие кровь бесплатно (и, кстати, реально не получавшие положенных льгот), пишут: “Мы с горечью и недоумением узнали, что доноров хотят лишить немногочисленных льгот. Кровь — бесценный дар. Донорство неоценимо в денежном выражении, и льготы — лишь некоторый стимул для участия людей в донорском движении. Этo знак признательности и благодарности этим людям со стороны государства… Неужели Россия хочет “прославиться” как первая страна, загубившая донорское движение?”

Как надо оскорбить людей, чтобы они такое написали! Сгоряча написали, наверняка не перестанут сдавать кровь, но в этих словах уже зародыш тяжелого презрения к власти — за то, что не хотела понять таких простых вещей (и презрения к той части «образованных», которая поддерживает власть в этом непонимании). Это презрение за то, что при помощи СМИ сознание людей расщепляют, их стравливают и соблазняют. Люди не могут возразить власти и порой даже поддакивают, а “сердце не лежит”. Факт, что у большинства “сердце не лежит”, потому такие усилия применяло правительство для уговоров. Более того, пассивное сопротивление этой акции было удивительно единодушным. Это говорит о том, что она затронула что-то очень важное, какой-то нерв — людям больно, но объяснить внятно они не могут. Да и не обязаны. Но они запомнят, что правительство не пошло на диалог, не обратило внимания на вполне разумные доводы даже очень авторитетных людей.

Дело в том, что монетизация любых натуральных повинностей или благ есть сильнейший механизм атомизации общества, перевода всех человеческих и социальных отношений на принципы купли-продажи. Льготы — это механизм усложнения общества, повышения его разнообразия. Это знаки отличия, знаки заслуг человека перед обществом и государством. Они важны даже просто как напоминание о том, что существует доблесть и заслуга. Когда-то и в парикмахерской маленького поселка можно было увидеть вывеску “Герои Советского Союза обслуживаются вне очереди” — ведь она висела не для героев, а для посетителей, чтобы они помнили о героях. Монетизацией стремится стереть из памяти людей само понятие доблести. Давно сказано: “Не имеет ценности то, что имеет цену”. Таких ударов по сокровенным культурным устоям люди не прощают.

Обмен благами не через куплю-продажу (“деньги-товар”), а в “натуре” — важнейший механизм связи людей в семьи, роды, народы. При таком обмене прозаическое благо наполняется сокровенным смыслом, его дарение и принятие приобретают литургическое значение. Человек дарит свою кровь царю, Отечеству, народу, а те потом дарят ему льготу. Именно эту систему нерыночных связей между людьми, а также между людьми и государством стараются ликвидировать реформаторы. И это — одна из их главных забот.

Уже на заре реформы это кредо так выразила “Независимая газета” (10.06.1992): “Антирыночность есть атрибут традиционного менталитета, связанного с “соборной” экономикой… Наша экономическая ублюдочность все еще позволяет более или менее эффективно эксплуатировать миф о неких общностях, объединенных кровью, почвой и судьбой, ибо единственно реальные связи пока в зачатке и обретут силу лишь в расслоенном, атомизированном обществе. Отвечая на вопрос о характере этих связей, этой чаемой силы, поэт Иосиф Бродский обошелся одним словом: “Деньги!”.

Если убрать ругательства, то все здесь сказано верно и чеканно — не должны мы быть связаны “кровью, почвой и судьбой”, реформаторы и их любимые поэты постараются нас расслоить и атомизировать, уничтожить нашу “соборную” экономику. Есть у них для этого чаемая сила — деньги.

Тут мы, конечно, затронули лишь верхушку проблемы. Если система льгот и вообще натурных выплат действительно была бы уничтожена (“монетизирована”), это нанесло бы обществу огромный урон, его даже трудно оценить.

Вернемся на Запад, где якобы нет «ублюдочной соборной экономики» и где поэты кричат о чаемой силе денег. Мы, противопоставляя его рыночное общество традиционным незападным обществам, рисуем для себя образы чистых, идеальных типов. В реальности, конечно, Запад сохраняет многие традиционные ценности и здравый смысл. Там никому и в голову не придет ликвидировать сложную и широкую систему натуральных льгот. Сама эта идея просто показалась бы там идиотизмом — зачем же без определенного смысла разрушать общество!