Секретная карта - Майкл Стэкпол

Может быть, это и помогает, но, скорее всего, то, что он мне дает, уже просто перестало на меня действовать. Мое тело привыкло к зелью, его требуется все больше и больше, чтобы он мог делать то, что хочет.

Ей нравилось, что действие снадобья ослабевало. Она хотела быть с ним не из-за какой-то настойки; зелье всего лишь заставляло ее терять ощущение реальности, так что она могла без раздумий отдаваться его желаниям.

И его желания становились моими.

В своей темной ипостаси Джанел обладал невероятным, колдовским обаянием. Он мог быть резким, даже жестоким, он причинял ей боль в те мгновения, когда другой думал бы лишь о том, как доставить ей удовольствие. Он наглядно показал границы ее выносливости. Он подводил ее к самому краю и держал над пропастью. Каждый раз он уводил ее все дальше, поднимая на новую высоту; мысль о падении ужасала Нирати, но она пристрастилась к этим пугающим прогулкам и жаждала все новых впечатлений.

Нирати потрогала кровоподтек на левом запястье. Она надавила сильнее и почувствовала боль, но на сей раз — не такую уж сильную. Эта боль была ничем по сравнению с тем, что Нирати могла вынести, — теперь она точно это знала. Джанел восхищался ее выносливостью, напоминая ей о том, что она до сих пор не знает, в чем ее призвание, — и не узнает, если не будет стараться. Он предположил, что Нирати даже может оказаться джесейксаром — мастером, способным приобщиться к магии, используя боль.

Несметное число мыслей пронеслось в ее голове, когда он это сказал. Сначала ее захлестнула радость. Исцеление свершилось! Она нашла свой талант, она хотела двигаться дальше, узнать, на что она способна. Если у нее получалось, значит, нужно было понять, насколько она талантлива.

Но вслед за радостью Нирати начали одолевать сомнения. Что, если он ошибается? Что, если она схватилась за первое попавшееся предположение, таким образом сразу же ограничив я в поисках? Она провела всю жизнь в попытках отыскать вое предназначение. Если боль не была ее талантом, значит, она снова впустую теряла время.

Она доставляла удовольствие Джанелу почти так же, как угождала деду. Это придавало происходившему хоть какой-то смысл но что толку, если она так и не найдет свой талант?

На этот вопрос требовалось найти ответ. Джанел хотел властвовать над ней, заставлял ее исполнять все свои прихоти, делать то что он хотел и как он хотел. Ей было приятно позволять ему это. Она уступала, и он мог творить все, что ему заблагорассудится. С его помощью Нирати узнала о себе такое, чего и предположить не могла. Несомненно, сама она никогда не зашла бы так далеко.

Он помогает мне найти свой жребий или сбивает с истинного пути?

Прежде ее жизнь была простой. С появлением Джанела все изменилось. Он показал ей, что это всего лишь видимость. Она была смертной, как и все прочие, но обладала внутренней силой. Она могла вынести больше, чем другие, и, возможно, могла достичь таким образом джейдана. Возможно, она даже нашла способ это сделать. Она может стать джесейксаром!

Гордость переполняла ее, но в то же время мучило чувство противоречия. Какую пользу мог приносить людям маг, обладающий властью над болью? Может быть, к ее услугам станет прибегать Госпожа Нефрита и Янтаря, чтобы удовлетворять необычные запросы некоторых посетителей? Нирати не могла представить, для чего еще могло бы пригодиться это искусство. С его помощью нельзя было ничего создать. Возможно, она могла бы каким-то образом брать на себя чужую боль. Это было бы уже что-то, но ведь подобным образом нельзя исцелять людей, — разве что облегчать их участь. С помощью искусства, которым владела ее мать, можно было не только снимать боль, но иногда и лечить. А ей — если она когда-либо достигнет вершин этого мастерства, — не будет дано даже этого.

Нирати приходили в голову и еще более мрачные мысли. Синяки все дольше не проходили, Джанел давал ей все меньше своего снадобья, а его потребность причинять ей боль все росла. Он по-прежнему был очень нежен после испытаний, делал все, что она просила, натирал целебной мазью кровоподтеки на ее теле, утешал. Чем более жестоким он был, тем ласковее вел себя потом. Нирати боялась, что в один прекрасный день он сделает что-то такое, чего его ласки уже не смогут поправить. Он может потерять голову, в то время как она будет в его полной власти, и искалечить ее.

Вот почему это надо прекратить. Она боялась, и с этим не могсправиться никакое снадобье. Нирати могла смириться с его грубостью и даже жестокостью, но временами, когда его глаза сужались и пылающее лицо искажал звериный оскал, ей казалось, что он перестает быть человеком. Ей даже приходило в голову, что он и сам может быть джесейксаром, оттачивавшим с ее помощью свое искусство. От этой мысли ее пробирала дрожь.

Все это напоминало безумие. И, в свою очередь, приводило к другому безумию. Часто после очередной встречи, а в последнее время и во время встреч, часть ее ускользала в Кунджикви. Она переставала слышать собственные стоны, находя успокоение в этом раю, принадлежавшем только ей. Прохладная вода струилась по ее телу, теплый ветер овевал лицо, и постепенно жалобные мольбы о пощаде стихали вдали. Ее бездыханное тело оставалось где-то в другом мире, а она бродила по стране своей мечты.

Иногда к ней присоединялся Киро, и они гуляли вместе, — молча. Ни один из них не нуждался в разговорах. Кунджикви стала их убежищем. Оба чувствовали, что их предали; Нирати — Джанел и несправедливость жизни, Киро — собственный сын, внук, Правитель, да и все остальные — стоило лишь подвернуться случаю. Здесь, гуляя вместе с Нирати, омывая ноги в прохладных ручьях, где разноцветные рыбы легонько пощипывали пальцы, он почти забывал о своих страхах.

В Кунджикви дед никого не подозревал в предательстве, не испытывал ненависти. Он был просто уставшим стариком. Его вины не было в том, что на его плечи легла огромная ответственность. Две экспедиции, в которых участвовали его внуки, продолжались успешно, и Киро добавлял все новые линии, заполняя обширные белые пятна на картах и в собственных знаниях о мире. Но оставалось еще так много неизвестного.

Нирати наконец поняла, что он обращался так холодно с Келесом и Джоримом не потому, что боялся или ненавидел внуков. Он не хотел, чтобы испытания, подобные выпавшим на его долю, сокрушили внуков. Для их же блага ему приходилось быть с ними резким. Любовь к внукам составляла смысл его жизни. Но только в Кунджикви он сбрасывал свой панцирь. Только Нирати знала правду.

Я должна рассказать им. Я должна жить, чтобы рассказать им. Нирати решила, что поговорит с Джанелом, как только он вернется из провинции, куда отправился для переговоров с дворянами. Она была не намерена дольше выносить его издевательства. Пусть даже она никогда не узнает, действительно ли в этом заключается ее талант.

Я делаю то, что должна. Должна своей семье. Она подняла руки и подула на синяки. Они делали для меня все, что могли. Мой долг — ответить тем же.

Шестой день Месяца Волка года Крысы.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.