Алексей Орлов - Нина Молева

— Моя благодарность, ваше императорское величество…

— Должна выражаться в деле, которого я пока не вижу. Когда вы наконец решите дело с этим злосчастным Новиковым? Русская армия легко справляется со всеми армиями мира, зато императрица ничего не может поделать с каким-то жалким отставным прапорщиком, владельцем нескольких десятков душ! Что там происходит с ним? Очередные торжества на берегах гнилого болота?

— Нет, ваше величество, ему не до торжеств. В прошлом году у Новикова скончалась супруга. В похоронах принимало участие все семейство ее родственников — Трубецких. Князь Николай Иванович Трубецкой горько по этому поводу в своих письмах сетовал.

— Вы перлюстрируете почту и родственников Новикова?

— Ваше величество, мне казалось…

— И правильно казалось. Я не собираюсь вас осуждать.

— Благодарю вас, государыня. Сам Новиков подвержен тяжелым нервическим припадкам. А после потери супруги так ослабел, что без посторонней помощи не может даже подняться с постели.

— Ваше сострадание к ближнему говорит о вашем мягком сердце, генерал-фельдмаршал. Но я не заинтересована в подобных подробностях. Для меня важнее, чем сейчас этот Новиков занимается. Не могу себе представить, чтобы столь вредный для общества человек прекратил свою деятельность. Даже на смертном одре.

— Мы обезопасили себя тем, что подкупили некоторых его крестьян и слуг. Они доносят о всех его речах и поступках.

— О сих последних вас и спрашиваю.

— Не иначе как болезнь и общий упадок сил побудили господина Новикова спустя полгода после смерти супруги подписать акт об уничтожении «Типографической компании».

— Что вас, князь, совершенно успокоило.

— Господин Новиков совершенно ограничился распоряжениями по своей деревне.

— И продолжает строить каменные хоромы для своих крепостных, не правда ли?

— Но совсем немного, ваше величество.

— Многого ему и не сделать: откуда взять средства. Он же беден как церковная мышь. Да, и кстати — это правда, что в крестьянских домах висят его гравированные портреты? Что же вы молчите, князь? Правда или нет?

— Правда, ваше величество.

— Вот как! Значит, в моей империи появился то ли новый святой, то ли духовный наставник. Хотя бы одно это не насторожило вас, князь? Хотя бы это?

— Эти гравюры так плохи…

— А вы считаете, это имеет значение? Но хотя бы кто автор этих новых икон? С чьего портрета делались гравюры?

— Господина Академии советника Левицкого.

— Вот это новость! Новиков разорился на собственный портрет у этого художника?

— Насколько мне известно, они очень дружны, государыня.

— Этого еще не хватало! А почему, собственно, вы до сих пор медлите с арестом этого смутьяна и бунтовщика?

— В арестом? Но, ваше императорское величество, для ареста должна существовать причина, хотя бы какое-то обоснование.

— Которого вы для пользы дела не можете найти.

— Я всего лишь солдат, ваше императорское величество.

— И это значит — собираетесь ждать приказа от императрицы. Так вот приказа моего не будет и никакого предписания получить вам не удастся. Но кое-какие советы я вам все же дам. А, впрочем, у нас есть причина для немедленного ареста и заточения Новикова в крепость. Ведь он через архитекта Баженова пытался связаться с великим князем. Это была политическая интрига, по существу заговор. Подробности выяснит следствие. Составьте указ об аресте государственного преступника. Я его немедленно подпишу. Какое у нас сегодня число?

— 13 апреля 1792 года, ваше императорское величество.

— Превосходно. Но теперь я хочу вам дать некоторые дополнительные указания. До ареста произведите обыски всех московских книжных лавок. Уверена, в них найдется достаточно изданий или ранее запрещенных или вообще выпущенных без соответствующих цензурных разрешений. У Новикова это случалось нередко. Владельцев лавок, где найдется подозрительная литература, на месте арестуйте. И обыщите все новиковские дома в Москве. Пусть розыском запрещенных изданий занимается вся московская полиция.

— Победа, Дмитрий Григорьевич, наконец-то победа! Вы слышали, друг мой, последние новости?

— Что вы имеете в виду, Николай Александрович? Но даже не зная вашего ответа, радуюсь вашей радости.

— Нашей, друг мой, нашей!

— Нашей? Но…

— Никаких «но»: светлейший князь Потемкин-Таврический терпит поражение по всей линии.

— Разве вы не были с ним в добрых отношениях?

— Добрые отношения и дружба — вещи разные.

— Наверное. Но если в чем-то и сказались неудачи сего могущественного сатрапа, он найдет способ обратить их в свою пользу.

— Знаю, знаю, ваше с Капнутом мнение, и вот вам полное опровержение: наш Александр Андреевич возвращается на свое былое место!

— Граф Безбородко? Полноте! Как можно?

— Вот об этом и хочу вам рассказать, мой друг.

— Я весь нетерпение.

— Вы же знаете, государыня потребовала от светлейшего вернуться к войскам.

— Кто ж того не знал.

— Светлейший не торопился с отъездом и всячески добивался высочайшей аудиенции, как потом оказалось, чтобы отказаться от своих воинских обязанностей.

— Светлейший решил избежать армии? Но он всегда был так удачлив в боях и, кажется, упивался пылом сражений.

— Полноте, никто не отнимает у него личной храбрости. Но Потемкин — не Суворов. Вы же слышали о фантастических удачах этого военачальника?

— Который вышел в отставку? Сына Василия Ивановича?

— Вы еще не то услышите о нем — в этом уверены все наши офицеры. В Суворове готовы они видеть истинного Марса, сражающегося ради искусства сражения. Потемкин — не то. Если он чего-то и искал, то только почетного возвращения, может быть, даже в комнаты рядом с личными апартаментами.

— Но он так могуществен.

— Чего стоит его могущество рядом с одним-единственным неудовольствием или капризом императрицы. К тому же, известно, братцы Зубовы не дремлют.

— Так что же со светлейшим?

— А то, что он знал истинное положение дел с нашими армиями и боялся возможных собственных неудач.

— Даже так?

— Его возвращение на юг подтвердило наихудшие предположения князя. Он начинает руководить военными действиями против Порты, но счастье совершенно изменяет ему.

— Между тем, я слышал, действия Суворова…