Бессарабский вопрос между мировыми войнами 1917—1940 - Михаил Мельтюхов

В 1.15 1 июля в Генштаб РККА из Кишинева поступила телефонограмма начальника Политуправления армейского комиссара 1-го ранга Мехлиса:

«1. Румыны угнали за р. Прут с территории Бессарабии почти весь подвижной железнодорожный состав (паровозы, вагоны), что является нарушением пункта “4” требований Правительства СССР от 27 июня 1940 года.

Прошу Правительство СССР поставить перед правительством Румынии [вопрос] о возвращении паровозного и вагонного парка, приписанного к железным дорогам Бессарабии.

2. Много бессарабцев призвано в румынскую армию и находятся на территории Румынии. Семьи ставят вопрос о возвращении бессарабцев из румынской армии в Советскую Бессарабию.

Прошу Правительство СССР поставить вопрос перед румынским правительством о возвращении бессарабцев в Советскую Бесарабию»[1034]. В тот же день группа местных жителей Северной Буковины также обратилась к советскому командованию с просьбой способствовать возвращению призванных в румынскую армию родных и близких[1035].

Во время нового заседания Смешанной комиссии в Одессе, открывшегося в 12 часов 1 июля, советская сторона заявила, что в тех местах, где Красная армия уже вышла на линию государственной границы, она не будет препятствовать эвакуации румынских войск. Там, где румынские войска еще не отошли за границу, план от 30 июня будет реализован[1036]. Тем временем, учитывая жалобы румынских дипломатов на то, что советские войска задерживают и разоружают румынские части, захватили мосты на Пруте, а советские десантники останавливают для осмотра поезда и колонны румынских войск[1037], Шапошников получил приказ разобраться в ситуации и направил соответствующий запрос в Проскуров. В ответ Жуков в 13 часов 1 июля доложил в Москву:

«1) Армии Южного фронта, выполняя поставленную им Правительством задачу, к исходу 30 июня вышли передовыми частями на новую госграницу на всем протяжении р. Прут и р. Дунай. Смешанная комиссия до 30.6.40 г. не работала из-за позднего прибытия представителей румынского командования. Поэтому до 30.6.40 никакого регулирования движения со стороны смешанной комиссии не было, и войска Южного фронта руководствовались только поставленными им задачами.

2) Начавшиеся грабежи и мародерство со стороны отходящих румынских войск, уводящих с собой вопреки соглашению скот, подвижной железнодорожный состав, повозки и т. д., потребовали немедленной выброски отрядов Красной армии на новую госграницу на пути отхода румынских войск для недопущения вывоза из Бессарабии и Буковины всего, что не подлежит эвакуации. При этих отрядах образованы смешанные комиссии из представителей Красной армии и румынских войск, на котор[ые] возложена задача определить, что не подлежит эвакуации, и все это задерживать. Выброска передовых отрядов к р. Прут ни в коей мере не препятствует отходу румынских войск и в то же время является гарантией выполнения соглашения румынской стороной.

3) Занятие мостов через р. Прут частями Красной армии также вызвано указанными выше обстоятельствами. Однако нигде ни на одном мосту части Красной армии не задерживали, не задерживают и не будут задерживать отход румынских войск, за исключением случаев, когда потребуется изъять от отходящих румынских войск имущество, не подлежащее эвакуации.

4) Занятие мостов через р. Прут и выброска парашютистов санкционирована Народным Комиссаром Обороны. Парашютно-десантные части Красной армии получили указания не препятствовать отходу румынских войск, а лишь следить за точным выполнением соглашения в отношении эвакуации имущества румынскими войсками.

5) Дано строжайшее указание все вопросы разрешать только мирным путем.

6) Что касается возвращения румынским войскам брошенного ими вооружения и материальной части, то докладываю — ни одного случая захвата этого вооружения частями Красной армии не было, и тем более не было случаев разоружения румынских войск. Боеспособность отходящих румынских войск сильно падает, части разлагаются и в массовом масштабе солдаты сами бросают оружие вплоть до орудий и расходятся по домам. Были случаи, когда это оружие разбиралось уголовным элементом. Во избежание этого принимаются меры к сбору брошенного румынскими войсками оружия, его учету и хранению»[1038].

В тот же день в 18 часов Шапошников сообщил Жукову об утверждении проекта об условиях порядка эвакуации Бессарабии румынскими войсками с добавлением о том, что советские части, уже вышедшие на линию государственной границы, должны пропускать румынские войска и совместно с представителями румынского командования контролировать и не допускать насильственного увода населения, не принадлежащего румынской армии имущества и скота[1039]. Тем самым Москва фактически одобрила действия командования Южного фронта.

В 23.15 1 июля генерал-лейтенант Козлов и генерал-майор П.И. Бодан подписали направленную в 23.45 из Одессы в Москву начальнику Генштаба, в Тирасполь наркому обороны и в Проскуров командованию Южного фронта телеграмму № 204: «Сегодня подписали план эвакуации румынских войск, который представлен Вам полным текстом. В 22.10 вручили проект соглашения о порядке эвакуации румынских войск с дополнениями генерального штаба. Ответ просили сегодня же. По получении содержание ответа немедленно донесем. На этом же заседании румынские представители заявили много претензий к поведению наших частей, в частности на атаку танковой частью в районе Кетрушина румынской кавбригады в момент, когда командир кавбригады якобы договаривался с командиром танковой бригады о порядке перехода румынской кавбригады через р. Прут. Вторую телеграмму на имя румынской делегации от начальника генштаба Румынии доносим дословно: “Несмотря на условные обещания не препятствовать отходу румынским частям русские части делают большие затруднения переходам через р. Прут в особенности в районе Рени. Просим снова точных и срочных распоряжений со стороны красного командования в смысле свободного пропуска целиком румынских частей, которые собираются у переходов, в противном случае вынуждены будем действовать. Прошу сегодня же ответ с результатом Вашего ходатайства”. Донося об изложенном, просим указаний, какого тона придерживаться нам в дальнейших переговорах»[1040].

Получив в 1.25 2 июля телеграмму из Одессы, командование Южного фронта отреагировало оперативно. Уже в 2.50 была подготовлена отправленная в 3.22 заместителем начальника штаба Южного фронта генерал-лейтенантом Маландиным ответная телеграмма № 791: «Передаю ответ Военного Совета КОВО на В[ашу] телеграмму № 204.