Сотворение мира - Гор Видал

У рыночной площади Шэ-гун купил в ларьке вареного карпа.

— Лучший карп в Китае, — сказал он, оторвав кусок и протягивая мне.

— Никогда не ел рыбы вкуснее, — ответил я с изрядной степенью искренности.

Шэ-гун улыбнулся торговцу:

— Приезжая в Лоян, я всегда сразу прихожу к вам. Правда?

Даже с набитым ртом Шэ-гун отличался изяществом.

Торговец низко поклонился, пожелал ему долгих лет жизни и взял монету. Потом Шэ-гун купил большой лист с завернутыми в него пчелами, зажаренными в собственном меду, и стал расхваливать мне это блюдо, но мне оно показалось странным. После Лидии я охладел к меду.

Шэ-гун всегда останавливался в большом здании напротив монаршьего дворца.

— Когда-то этот дом принадлежал родственнику моей семьи, — сказал он несколько туманно. Ему почему-то все приходились родственниками. — Но потом дом продали одному купцу, который сдает комнаты очень дорого, но с меня, как с члена императорской фамилии, в виде исключения берет другую цену.

Хотя Шэ-гун обращался со мной не как с пленником, я прекрасно сознавал свое положение. Когда мы путешествовали, он держал меня либо у себя в комнате, либо в комнате у эконома. С меня не спускали глаз.

После Цинь Лоян показался мне чудесным местом, и я даже не заметил, что в то время оба города находились на грани экономического краха. Большую часть Чжоу захватили соседние государства, и только двусмысленная священная фигура здешнего властителя удерживала правителей Цинь и Вэй от захвата самого Лояна. Как оказалось, все в той или иной степени поддерживали версию, будто властитель является Сыном Неба, что не мешало им разворовывать его земли и насмехаться тайком над его претензиями.

Лоян имел всполошенный облик великой столицы, лишь недавно потерявшей питавшую ее империю. В Вавилоне царит тот же дух несобранности и какой-то растерянности. И все же в Лояне на каждом шагу слышалась музыка, город играл, устраивал церемонии, глазел на жонглеров.

Мы участвовали в церемонии празднования Нового года, которая проводилась в храме предков Чжоу-гуна. Когда его построили, здание, по-видимому, отличалось необычайной красотой. Это было три века назад, вскоре после приезда сына последнего императора.

Храм имел высокую пологую крышу, и покрытая глазурью черепица волнами переходила из зеленой в золотую. Деревянные колонны были украшены изображениями лепесточков, какие летом покрывают поверхность прудов. Эти знаки мог использовать только Сын Неба. Храм стоял на каменном фундаменте, а его стены из темного дерева были увешаны различным оружием, как древним, так и современным. Теоретически все оружие в стране хранится в храме предков правителя. На практике же оружие здесь только декоративное. Когда правитель был просто вождем племени, собственностью на оружие он утверждал свою власть. Но это было давно, когда общество представляло собой не более чем семью, подчиняющуюся отцу семейства, который сам являлся сыном не только своего отца-вождя, но также и неба.

В одном конце обширного здания находится любопытная статуя. Человек, чуть больше чем в натуральную величину, одет, как воин времен династии, предшествующей Чжоу, а рот его запечатан тройной печатью. На постаменте написано: «Меньше сказано, скорее исполнено». Зачем в зале предков Чжоу стоит эта предостерегающая статуя, остается полной загадкой, если, конечно, смысл не лежит на поверхности и слова не значат только то, что они значат.

Сыном Неба оказался подвижный невысокий человечек лет сорока, с длинной остроконечной бородкой. На нем был роскошный церемониальный халат с вышитым на спине рельефным золотым драконом. В одной руке Сын Неба держал большой нефритовый диск на палочке из слоновой кости — высший символ непостоянного небесного права.

Чжоуский гун одиноко стоял в северном конце зала спиной к алтарю. Между ним и придворными справа и слева застыли военачальники — высшие должностные лица государства. За ними следовали потомственные жрецы, затем руководители музыкантов и церемоний, а дальше гости Чжоу. Благодаря высокому рангу Шэ-гуна — такому же сомнительному, как и у самого Сына Неба, — мы смогли детально рассмотреть церемониал, претендующий на бесконечность. Я слышал комментарии моего хозяина:

— Во всем напортачили! Какой скандал!

Особенно Шэ-гун возмущался, когда заиграла музыка наследования власти.

— Это можно играть только в присутствии обладателя и права, и гегемонии. О, какое кощунство!

Музыка наследования была сочинена более тысячи лет назад. Пока она звучала, причудливо разодетые танцоры изобразили мирное наследование трона после легендарного императора по имени Шунь. Должным образом исполненная и сопровождаемая пантомимой музыка якобы связывала в совершенную гармонию землю и небо.

Демокрит хочет знать, как музыку могли помнить в течение тысячи лет. Это же хотят знать и многие китайцы. Они утверждают, что музыка или изменилась, или за века совершенно забылась, и то, что сегодня слушают в Лояне, — лишь пародия на оригинал, и поэтому небесное право утрачено. Не знаю. Могу лишь сказать, она производит странное впечатление на иностранца.

Когда музыка и гримасы закончились, властитель Чжоу попросил у Желтого Императора небесного благословения на Срединное Царство. Затем Сын Неба продлил полномочия всех китайских владык. Эта часть церемонии была столь же впечатляющей, сколь бессмысленной.

Правитель Чжоу торжественно велел владыкам Срединного Царства приблизиться. К нему торопливо просеменили пятнадцать пышно разодетых людей. Должен заметить, что когда особа низшего ранга представляется высшему лицу, то всегда опускает голову, ссутуливает плечи, наклоняет все тело, сгибает ноги, чтобы казаться как можно меньше в присутствии великого мужа.

Подойдя к правителю, пышные фигуры остановились. Затем военачальники справа и слева преподнесли властителю пятнадцать бронзовых табличек с живописными письменами. Я так и не научился понимать китайскую письменность.

Правитель взял первую табличку и повернулся к первому человеку в серебристом халате.

— Подойди ближе, любезный родственник.

Старик по-крабьи придвинулся к гуну.

— Волею небес ты продолжаешь служить нам, как верный раб. Возьми! — Правитель вручил старику табличку. — Это небесный знак, что ты будешь по-прежнему служить нам и небесам как вэйский гун.

Это впечатляло. В пыльном зале с потемневшими, изъеденными термитами балками собрались все правители Китая, чтобы подтвердить свои полномочия у Сына Неба. Всего есть одиннадцать правителей внутренних государств и четыре в так называемых окраинных владениях. Пока каждый правитель получал символ подтверждения власти, звучала музыка, жрецы пели, а Шэ-гун тихо посмеивался. Я не посмел спросить, над чем. Сначала я подумал, это со зла, что Шэ больше не принадлежит ему. Но когда символ власти, униженно благодаря, получил Цинь-гун, я с изумлением обнаружил, что это вовсе не тот человек, который выл по-волчьи на кургане императора У.