Песнь копья - Илья Крымов

Идея начала обретать материальную форму и тогда сильные мира сего задумались, кто станет управлять ею от имени короля. Прежде чем они сплели сети новых интриг, Бейерон Мудрый призвал с запада своей страны человека, чьё имя в Ривене знал каждый ребёнок, живую легенду последней войны, героя, на которого был возложен древний имперских титул. Легатом Порубежного Легиона стал барон Травеор Альдемарк, Рыцарь Крапивы, в прошлом комендант пограничной крепости Кальп, что сдерживала натиск зуланской ватаги на реке Якон.

Вскоре волшебники принялись возводить на юге страны цепь новых крепостей, которые перекрывали все дороги к сердцу Ривена, а под ними вырыли пещеры для кощунственных зачарованных кузниц. Пока наверху солдаты подвергались жесточайшим тренировкам легата Альдемарка и постигали науку о чудовищах бестиологию, внизу ковалась волшебная броня, собиралось магическое оружие. К году одна тысяча шестьсот пятидесятому стремительно вознёсшийся Порубежный Легион обладал пятью достроенными крепостями и ещё тремя строившимися; в его рядах служило пять тысяч солдат и почти две сотни волшебников, выпестованных в лучшей магической школе Вестеррайха.

Гломп был одним из них. В бытность свою магом Академии, он имел титул магистра целительских чар, носил презабавное второе имя — Тролль. Причиной сего являлась внешность волшебника, ведь он был громаден, выше и шире мохоборода, почти кубической формы великан с грубыми чертами лица и угловатым абрисом фигуры.

В тот день Гломп пребывал в одном из лекарских покоев крепости Манраг, творил магию над овальным алтарём, где мирно спала женщина. Диагностические чары пронизывали каждый слой реальности, на котором существовало сие человеческое существо, они являли в виде чарограмм информацию о состоянии материального и астрального тел, показывали морфическое поле, свет души; над головой женщины плавала чарограмма её ментального состояния, сиречь слепок разума.

Тщательно изучив результаты, волшебник закончил диагностику и развеял световой кокон над алтарём. В третий уж раз нагое тело предстало пред его спокойным, вдумчивым взглядом. Белая как у вампира кожа исследуемой особы служила книгой боли, рубцы были строками, ожоги — кляксами, следы клеймления, — подписями.

«Интересно,» — думал Гломп, — «кому принадлежали инициалы «Б.М.»? Что за чудовище развлекалось подобным образом? И что за силы нужно было иметь, чтобы выдержать такое?»

После пыток тело сей несчастной собрали заново. Гломп своим опытным взором находил где и какие чары применялись. Неизвестный целитель проделал кропотливые восстановительные работы, проявил достойный восхищения уровень мастерства. Но вернуть женщине былой облик он не смог.

Прежде та, верное, была очень красива, или, по крайней мере, очаровательна, однако страдания вытянули из её кожи и волос цвета жизни, истончили. Ныне смотреть на неё иначе как на объект исследований оказывалось трудной задачей. Фигура была угловатой, лишённой всякой соблазнительной округлости; необычайно развитые плечи и руки, толстые вены и жилы, мозолистые ладони, — всё выдавало воина. От грудей остались грустные пустоватые мешочки, зато каждая мышца явственно проступала под рассечённой шрамами кожей, виднелось каждое ребро, да ещё подвздошные гребни выпирали, болезненно натягивая плоть. Некрасивая, но безумно сильная и выносливая.

Когда усыпляющие чары совсем спали, она открыла глаза полные сознания, готовая действовать.

— Как я, ещё человек? — спросила Райла Балекас, садясь на алтаре. — Не чудовище, а?

— Тут не над чем шутить. Начальные стадии инфицирования хищной плотью совершенно незаметны, их тяжело выявить даже волшебством без глубокого погружения в организм.

— Вы уже неделю в меня тут погружаетесь. Ну так как?

— Признаки заражения отсутствуют, — ответил Гломп своим рокочущим, таких подходящим облику голосом. — Новые обследования будут излишни, ты здорова, насколько может быть здорова женщина твоего возраста, пережившая то, что ты пережила.

Райла уставилась на свои босые ноги, пошевелила пальцами, словно это действительно было ей очень интересно, а не ради защиты от болезненных слов.

— Эти рубцы довольно старые, но я мог бы избавить тебя от них, — думал волшебник вслух, — несколько операций и кожа вновь будет гладкой. Хочешь?

— Незачем. Мне, — Райла поморщилась от того, что собиралась сказать, как от пригоршни терновых ягод, — мне не для кого быть красивой теперь, так что забудь. Скажи лучше, ты посмотрел то, что я просила?

Гломп глубоко вздохнул и отвернулся. У него почти не было шеи, так что для этого пришлось развернуть всё тело.

— Репродуктивная система не подлежит восстановлению. Тот, кто исцелил тебя, наверняка просто не смог или не успел завершить эту тонкую, неочевидную работу. Мало срастить ткани, слишком мало. Раны, нанесённые самой сути витального потенциала…

— Окажи милость, прибереги заумные слова.

Она опустила ноги на тёплый пол, стянула с крючка белую робу и прикрыла наготу.

— Как долго эти стены ещё будут моей тюрьмой? — спросила Райла.

— Вопросы, на которые у меня нет ответов продолжают сыпаться, — проворчал волшебник. — Не я решаю такие вещи.

— А кто решает?

Гломп причмокнул, повёл огромной ладонью, создавая перед ней облачко серебристого тумана.

— Это слепок твоего разума.

— Ух ты как! Красиво! Мне представлялось что-то более… хм… что-то более розовое, сероватое и кровянистое.

— Смотри сюда, здесь, здесь, вот здесь и здесь тоже. Это стежки мощных заклинаний, скобы, которыми умелый волшебник восстановил твой разум после нанесённой травмы. Ты всё ещё отказываешься назвать нам его имя?

Райла молча разглядывала созданную Гломпом чарограмму. Она не видела в серебристом тумане, куда указывал его палец ничего особенного, никаких «стежков» или «скоб», оставалось верить на слово.

— Надо же, у меня шрамы не только снаружи, но и внутри, — невесело сказала женщина.

— Твой разум скреплён сильными заклинаниями, которые так глубоко вросли в твоё естество, что их теперь невозможно разрушить, они уже часть тебя. Из-за этого мы не можем изъять воспоминания о хищной плоти, коими ты завладела, не превратив тебя обратно в безумицу. Тем временем, отпускать на свободу носителя знаний столь опасных мы не вправе…

— Так что же мне теперь, до конца дней в клетке сидеть?! — возмутилась Райла Балекас, пытаясь развеять туман перед своим лицом.

— Почём мне знать? Думаю, через неделю-другую у кого-нибудь дойдут руки наложить на тебя Печать Огня, а до тех пор…

— Я и так прозябаю здесь уже столько дней! Какого ахога?! Что я сделала не так?! Я здорова и требую…

Но волшебник не стал слушать, это не входило в его обязанности. Гломп призвал в лекарский покой стражей и Райлу повели обратно в камеру. Она ворчала всю дорогу и даже выкрикнула несколько грязных ругательств, когда волшебная дверь затворилась и пропала, оставив только смотровое окошко в стене.