Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева

битвы, бывшие пленные Иоанна, отпущенные им по просьбе владыки и их родственников. Ясно, что они мстили сторонникам великого князя Московского и всея Руси. И снова послы жаловались на Борецких-заводил, в первую очередь на саму Марфу и её второго сына Фёдора Исакова-Борецкого, брата казнённого Дмитрия. Подозревали послы, что сторонником Литвы является и сам степенный посадник новгородский Василий Ананьин.

Не заставили себя долго ждать и жалобы от пострадавших, просивших защитить их от разбойников. Иоанн решил принять свои меры и объявил сбор войск.

А солнце продолжало палить без устали: земля и глина превратились в пыль, которая вздымалась даже от малого ветерка, деревья задыхались и преждевременно теряли свои пожелтевшие листья, колодцы опустели наполовину, и даже дома, казалось, усыхали и становились меньше объёмом. От такой сухости не замедлили поднять голову красные петухи.

Сначала, 12 сентября, в полночь, полыхнуло на Посаде за Неглинной, как раз меж двух церквей — Николы и Всех Святых. Сгорели и обе церкви, и десятки дворов со всем хозяйством.

27 сентября на Арбате полностью спалило двор государева посла Никиты Басенка. Огонь будто языком слизал не только просторный красавец-терем, но и все дворовые постройки, вплоть до последнего полена, прихватив ещё и соседский забор.

Не успел великий князь пожалеть своего верного слугу и оказать ему помощь в новом строительстве, как спустя пять дней более страшный и мощный пожар занялся в самой крепости, внутри города. Сначала спустя четыре часа от рассвета вспыхнули строения возле Тимофеевских ворот. Сам государь вместе с боярами и всем иным людом, оказавшимся поблизости, принял участие в его тушении. Очаг ликвидировали чуть ли не играючи — дружно, с прибаутками. Погорельцам пообещали подсобить и дружно отправились по домам обедать. Да не успели закончить, как в трапезную великого князя вбежал перепуганный сын боярский с криком, что на дворе новый пожар.

На сей раз загорелось близ Никольских ворот меж церквей Введения Богородицы и Козьмы и Демьяна. И тут уж было не до шуток. Разгулялся ветерок, дувший прямиком в центр крепости, к самому государеву дворцу. Снопы огня, одним вздохом пожирающие просушенные деревянные строения, легко перескакивали с места на место — искрой, головешкой, горячим дуновением. Запасы воды, специально хранящиеся на случай пожаров в крепости в бочках, только что были потрачены на предыдущем сражении с огнём возле Тимофеевских ворот, их не успели вновь наполнить. Пока наладили подачу воды по цепочке и с подводами с реки через разные ворота, огонь разошёлся в полную силу.

Отстаивая свои терема и храмы, люди, даже старые бояре, показывали чудеса мужества, и среди первых, на самых горячих, самых опасных местах оказывался великий князь Иоанн Васильевич. К концу дня нарядный кафтан его был полностью испорчен, сброшен на крыльцо какого-то дома и вместе с ним догорел. Яркие, расшитые жемчугом и бирюзой красные сапоги из тончайшей кожи превратились в чёрные, на расшитой его рубахе появились ржавые прожжённые пятна.

Несмотря на все усилия, огонь расползался, и к вечеру всё-таки приблизился к великокняжескому дворцу. Над городом стоял шум и вой огня, треск падающих зданий, вопль погорельцев, которым уже нечего было спасать и терять. Паника стояла и во дворце: выносили в подвалы и прятали подальше от пламени ценные вещи. Софья сама таскала свои дорогие платья, книги и казну, оказавшуюся в теремах. Но и на подвалы полной надежды не было — часть перекрытий в них оказалась выложенной из деревянных брусов и вполне могла погореть, обрушиться, попортить добро.

Словом, паника была нешуточная. Боялась царевна и за мужа, который, она сама это видела собственными глазами — бесстрашно лез в самое пекло, мог в любой момент оказаться под горящей крышей или рухнувшей балкой. Но, слава Богу, обошлось: к трём часам ночи пожар начал захлёбываться.

Лишь к утру стали известны истинные размеры потерь. Одних только каменных церквей обгорело десять, а одиннадцатая, Вознесения, выгорела и внутри. Полностью пропали двенадцать деревянных церквушек, пострадали монастыри, дворы многих бояр, в том числе Фёдора Давыдовича Палицкого, Михаила Андреевича Плещеева. Государев двор Господь миловал и то лишь благодаря мужеству самого великого князя.

22 октября 1475 года, едва наведя порядок в городе после пожара и оставив погорельцев самостоятельно расхлёбывать свои беды, двинулся Иоанн в очередной поход на Великий Новгород. На сей раз объявил он мятежникам, что идёт на них не воевать, а с миром: судить. Однако на случай непослушания строптивцев не забыл захватить немалое число полков и дружин, оружия, в том числе и огнестрельного, а также тайно приказал быть наготове псковичам с пушками и тюфяками, что, как известно, используется лишь при осаде и штурме городов.

К Дмитриеву дню достиг великий князь Волок Дамский, где его торжественно принял брат Борис Васильевич Волоцкий, устроил в своих хоромах, угостил на славу. Здесь его уже поджидали первые новгородские посланники от владыки Феофила с дарами и призывами к милосердию. Но здесь же к его ногам пали и первые жалобщики.

Иоанн принял подарки, выслушал внимательно просителей, но решения никакого не вынес, слова своего не сказал, отложил до выяснения всех вопросов.

1 ноября двинулись москвитяне всем своим многочисленным воинством далее, к Торжку. Государев поезд из многочисленных обозов, возков, упряжек и верховых растянулся чуть ни на версту. Его замыкали несколько нагруженных саней с барашами, они везли многочисленные шатры для государя и его воинства, которые могли поставить в любом нужном месте.

Сам Иоанн в окружении князей и воевод большую часть пути следовал верхом на своей любимой лошади Голубке, белой красавице, с гордо поднятой головой, с тонкими изящными ногами. Чуть поодаль, неотступно и неотлучно, за ним следовал отряд телохранителей-рынд. Чаще всего рядом с государем оказывался боярин и воевода, князь Фёдор Давыдович Палицкий, лёгкий и приятный в общении, с весёлыми глазами, всегда полный оптимизма и добродушия. Может, именно эти черты старого и мудрого князя и привлекали к себе Иоанна, заряжали и его хорошим настроением. Неподалёку держался и князь Иван Юрьевич Патрикеев. Тот, напротив, был грустен и даже обижен. Поводов для дурного настроения у него было достаточно. Недавно похоронил он своего отца, знаменитого старика-боярина Юрия Патрикеевича Литовского, женатого на родной тётке государя и много лет занимавшего высший пост при дворе великого князя — дворецкого. И хоть оставшийся старшим в роду Иван Юрьевич также имел немалый авторитет в Москве, был двоюродным братом Иоанна, унаследовал богатый отцовский двор у Боровицких ворот и достаточно давно являлся боярином, потерю влиятельного отца он ощутил незамедлительно. Государь не предоставил ему