Большой налет. Агентство «Континентал» - Дэшил Хэммет

старого адвоката выкатились еще на один сантиметр.

— На какой дороге? — задыхаясь спросил он.

— Вам точно назвать место?

— Да!

Я подтянул к себе его телефон, позвонил в агентство, попросил прочесть отчет Дика и назвал адвокату место.

Это произвело на него впечатление. Он вскочил с кресла. Морщины на его лице блестели от пота.

— Мисс Ньюхолл там одна! Это мешто меньше чем в километре от ее дома!

Я нахмурился и постучал полушариями друг об дружку, но ни к какому выводу не пришел.

— А если я пошлю человека присмотреть за ней? — предложил я.

— Великолепно! — Его встревоженное лицо разгладилось, так что на нем осталось не больше пятидесяти или шестидесяти морщин;

— Ей хочетша побыть там одной пошле смерти отца, наедине шо швоим горем. Вы пошлете надежного человека?

— По сравнению с ним Гибралтарская скала — осиновый листок на ветру. Дайте мне для него рекомендательную записку. Его зовут Эндрю Макэлрой.

Пока адвокат писал записку, я снова позвонил в агентство и попросил телефонистку разыскать Энди и сказать ему, что он мне нужен. Перед тем, как вернуться в агентство, я пообедал. Энди уже ждал меня на месте.

Энди Макэлрой был человек-валун, не очень высокий, но почти квадратный и крепкий — как в смысле физическом, так и в смысле лба. Угрюмый суровый мужчина с воображением арифмометра. Я даже не уверен, что он умел читать. Но я был уверен, что, если Энди прикажут что-то сделать, он сделает это, и ничего другого. Другого он придумать не сможет.

Я дал ему записку адвоката для мисс Ньюхолл, сказал, куда ехать и что делать, и с этой минуты о мисс Ньюхолл мог уже не заботиться.

Трижды в конце дня я получал донесения от Дика Фоули и Мики Линехана. Том-Том Кери ничего выдающегося не предпринимал, хотя купил в спортивном магазине на Маркет-стрит две коробки патронов 11,17 миллиметров.

В вечерних газетах появились фотографии Большой Флоры Брейс и Анжелы Грейс Кардиган с заметками об их побеге. Факты в них выглядели неправдоподобно, как всегда выглядят в газетных заметках. На другой странице сообщалось, что в глухом месте, на дороге найден убитый парикмахер. Прострелены голова и грудь — в общей сложности четыре пули. По мнению окружных властей, он погиб, сопротивляясь грабителям, но бандиты бежали, ничего не взяв.

В пять часов в дверь заглянул Томми Хаул.

— К вам опять этот Кери.

— Давай его сюда, — сказал я веснушчатому парню. Смуглый человек вошел не торопясь, сказал: «Привет», сел и свернул коричневую самокрутку.

— У вас на вечер особенных дел нет? — спросил он, закурив.

— Таких, чтобы не отложить их ради чего-то лучшего, нет. Гостей собираете?

— Угу. Надумал. Только не гостей, а в гости к Папе-до-полу. Поедете со мной?

Настал мой черед сказать:

— Угу.

— Я подберу вас в одиннадцать — на углу Ван-Несс и Гири, — с растяжкой сказал он. — Только компания будет тесная: вы и я… и он.

— Нет, с нами должен быть еще один. Я его приведу.

— Мне это не нравится. — Том-Том Кери медленно покачал головой и благодушно нахмурился, не вынимая изо рта самокрутку. — Вас, сыщиков, получается больше. Должно быть один на один.

— Нас не получится больше, — объяснил я. — Этот фрукт, которого я беру, — ни на моей стороне, ни на вашей. И вам не повредит, если будете присматривать за ним так же внимательно, как я, — постарайтесь, если можно, чтобы он не оказался ни у вас, ни у меня за спиной.

— Тогда на кой вы его тащите?

— Колесики в колесиках, как сказано в Писании. — Я улыбнулся.

Смуглый человек опять нахмурился, уже не так дружелюбно.

— Сто шесть тысяч долларов награды — я ни с кем делиться не намерен.

— Справедливо, — согласился я. — Кого я приведу, требовать долю не будет.

— Поверю вам на слово. — Он встал. — Так мы должны приглядывать за этим малым, да?

— Если хотим, чтоб все прошло благополучно.

— Положим, он станет мешать нам, валять дурака. Мы его можем делать или только скажем: «Бяка! Бяка!»?

— Ему тоже придется рисковать.

— Годится. — Его жесткое лицо опять стало добродушным, когда он повернулся к двери. — В одиннадцать на углу Ван-Несс и Гири.

Я вошел в комнату оперативников, где, развалясь в кресле, Джек Конихан читал журнал.

— Надеюсь, вы придумали мне какое-нибудь дело, — приветствовал он меня. — У меня пролежни от этого кресла.

— Терпение, сынок, терпение — вот чему надо научиться, если хочешь стать сыщиком. Мне, например, когда я был парнишкой твоих лет и только поступил в агентство, мне повезло…

— Ой, не надо опять, — взмолился он. Но тут же его молодое миловидное лицо стало серьезным. — Не понимаю, почему вы держите меня на насесте. Кроме вас, я единственный, кто хорошенько разглядел Нэнси Риган. Казалось бы, вы меня должны послать на розыски.

— То же само? я сказал Старику, — сочувственно ответил я. — Но он боится тобой рисковать. Он говорит, что за все пятьдесят лет слежки он никогда не видел такого красивого агента, вдобавок модника, светского мотылька и наследника миллионов. Он считает, что мы должны беречь тебя как рекламный образчик и не подвергать…

— Идите к черту! — Джек покраснел.

— Но я убедил его, и на сегодня он разрешил вынуть тебя из ваты, продолжал я. — Поэтому встречай меня на углу Ван-Несс и Гири без чего-нибудь одиннадцать.

— Дело? — Он весь был нетерпение.

— Может быть.

— Что будем делать?

— Захвати свою хлопушку. — В голову мне пришла мысль, я ее выразил вслух. — И пожалуй, нарядись как следует — вечерний костюм.

— Смокинг?

— Нет, торжественнее — все, кроме цилиндра. Теперь о твоем поведении: ты не агент. Я не вполне себе представляю, кто ты, но это не имеет значения. С нами будет Том-Том Кери. Веди себя так, как будто ты не мой друг и не его — как будто нам обоим не доверяешь. Мы с тобой будем осторожничать. Если что-то спросит, а ты не знаешь ответа, прячься за враждебностью. Но на Кери чересчур не наваливайся. Понял?

— Кажется… да. — Он говорил медленно, наморщив лоб. — Я должен вести себя так, как будто еду с вами по одному делу, но в остальном мы не друзья. Так?

— Точно. Держи ухо востро. Ты всю дорогу будешь плавать в нитроглицерине.

— Что затевается? Будьте человеком, намекните хотя бы.

Я ухмыльнулся ему снизу. Он был гораздо выше меня.

— Мог бы, — признался я, — но боюсь, что это тебя отпугнет. Так что лучше я ничего не скажу. Радуйся жизни, пока можешь. Пообедай как следует. Многие приговоренные, кажется, любят