Грозный. Апология русского царя - Вячеслав Манягин

Когда-то, в прошлом веке, во времена СССР, было модно писать «письма в будущее»: всевозможные послания от комсомольцев 60-х – 70-х годов «далеким потомкам, живущим в коммунистическом будущем». Сейчас, когда 50 лет спустя извлекают на свет Божий эти «капсулы времени» (особенно много их было заложено в 50-ю годовщину Октябрьской революции, в 1967 году), невольно появляется мысль о том, что в советской системе воспитания, при всех ее достоинствах, имелся фатальный недостаток: иначе страна не рухнула бы в 1991-м.

Быть может, он заключался в том, что воспитание в СССР было слишком огосударствленным, когда родители передоверили общественным и государственным структурам заниматься воспитанием своих детей? В соответствии с идеологическими установками, прописанными еще в «Манифесте Коммунистической партии» Карла Маркса, дети «обобществлялись» (по крайней мере, в плане воспитания) уже с двухлетнего возраста: сначала их «отдавали» в ясли, затем в детский сад. Потом наступало школьное десятилетие с октябрятскими «звездочками», пионерскими «Зарницами», летними пионерскими лагерями. Комсомол подхватывал эстафету воспитания и воспитывал «детей» вплоть до 27 лет, продолжая принуждать людей, которые к тому времени сами стали родителями, посещать еженедельные занятия, на которых комсорги и парторги, навевая на слушателей (и на себя) зевоту, рассказывали об очередных решениях очередного съезда.

Положительным в этой системе было то, что ребенок всегда был под контролем общества, учителей, пионервожатых и просто взрослых прохожих на улице, которые не позволили бы ему сквернословить или курить. Встроенный в общественную систему, ребенок посещал многочисленные кружки, дома пионеров, спортивные секции, почти бесплатно отдыхал в пионерлагерях. При этой системе ребенок-беспризорник, ребенок-алкоголик, а тем более наркоман, был исключением, ЧП всесоюзного масштаба, о котором писали газеты и «принимались меры».

Но, с другой стороны, родители, особенно матери, которым революция не только дала «женское равноправие», но и отправила на работу, в том числе и тяжелую мужскую работу, были ограничены в возможности воспитывать своего ребенка, особенно если родительское воспитание не коррелировалось с общественным. Ребенок с крестиком на шее воспринимался в школе наравне (если не хуже) с ребенком-наркоманом. Как-то на педсовете, когда мать такого ребенка ответила директору школы, «прорабатывающему» ее саму и ее сына, что «мой сын ведь не ворует, а просто носит крестик», директор воскликнул в сердцах: «Да уж лучше бы он воровал!». (Надо отметить, что впоследствии сын самого директора попал в тюрьму за воровство – за каждое слово человеку приходится отвечать.)

Взятые обществом в воспитательный оборот, дети оказывались вне такой традиционной системы воспитания, как передача опыта поколений в семье. В индустриальном обществе, каким стал СССР к середине ХХ века, поколения оказались разорваны и мировоззренчески, и даже географически: уехавшие на постоянное место жительства в город дети оставили в деревнях своих родителей (хотя бы уже по той причине, что первые годы, а то и десятилетия жизни в городе выходцы из села проводили в общежитиях, а квартиры, полученные хотя и бесплатно, но через многолетние очереди, были столь малы, что в них с трудом могло угнездиться урезанное семейство – родители и один-два ребенка, перевезти в двухкомнатную хрущевку дедушек и бабушек получалось у очень немногих). Кружок моделирования заменил ребенку дедушку, пионерлагерь – бабушку. Родители проводили весь день на работе, перепоручив ребенка школьной продленке, а не старшему поколению. Так «прервалась связь времен»[431].

Но самое страшное произошло тогда, когда государственные «воспитатели» наших детей потеряли веру в «светлое коммунистическое будущее», но продолжали, по долгу службы, вести «среди детей» воспитательную работу «в свете решений партии и правительства». Дети – чуткий барометр лжи, в силу своих возрастных особенностей, в силу стремления познавать мир (что невозможно в системе ложных координат, задаваемых взрослыми), сразу это почувствовали. Недаром в 1980-е годы сходят на нет «письма в будущее». Для воспитателя воспитуемые дети всегда (может быть, за исключением редких во все времена Макаренко) будут в той или иной степени чужие. Неверующий (в широком смысле слова – лишенный убеждений) воспитатель воспитает неверующего ребенка. Поколение детей, воспитанных неверующими не только в Бога, но и в коммунизм воспитателями, стало питательной почвой для тех, кто стремился развалить страну. Советское государство, разрушив традиционную систему воспитания, отказав ей в праве на существование, создало в своей государственной воспитательной системе одну из предпосылок разрушения самого себя. СССР не устоял.

Но у нас есть и иной пример из нашей истории, когда Русское государство, лишившееся централизованной власти в лице царя и патриарха, с оккупированной столицей и предателями в Кремле, выстояла, собралась и победила, выгнав оккупантов и восстановив российскую государственность. Речь идет о Смутном времени.

Почему в тот исторический момент русские люди смогли сорганизоваться, собраться и победить врага? Велика в этом заслуга первого русского царя Ивана IV Васильевича, который в середине XVI века (тогда же, когда были записаны известные нам варианты «Домостроя») дал народу самоуправление на местах. В результате, в течении 50 лет, то есть двух поколений (Советская власть существовала на 20 лет дольше, но не смогла устоять), русский народ прошел школу самоуправления, которая и позволила нашим предкам в условиях отсутствия национального правительства в Москве спасти страну.

Однако могла ли чисто механически утвержденная на местах система самоуправления оказать такое действие? Понятно, что она должна была быть подкреплена передачей живого опыта, и передача эта в то время, осуществлялась, прежде всего, в семье. В том и отличие советской системы воспитания, где государство «стянуло на себя все одеяло» в воспитательном процессе, от воспитательной системы, созданной в царствование Ивана Грозного, при котором государством воспитывалось старшее поколение, которое затем уже внутри семьи передавало свой опыт, знание и нравственные установки женам, слугам, детям и внукам.

Именно такую «установку» дает автор «Домостроя» своим читателям, когда пишет: «Благословляю… и поучаю, и наставляю, и вразумляю сына своего имярек, и его жену, и их детей, и домочадцев: следовать всем христианским законам и жить с чистой совестью и в правде, с верой творя волю Божью и соблюдая заповеди его, и себя утверждая… в праведном житии, и жену поучая, также и домочадцев своих наставляя, не насильем, не побоями, не тяжелой работой, а как детей, чтобы были всегда упокоены, сыты и одеты, и в теплом дому, и всегда в порядке. И отдаю вам, живущим по-христиански, писание это на память и на вразумление вам и детям вашим. Если этого моего писания не примете и наставления не послушаете и по нему не станете жить и поступать так, как здесь написано, то сами за себя ответ дадите в день Страшного суда, я к вашим проступкам и греху не причастен, то вина не моя: я ведь благословлял на благочинную жизнь, и плакал, и молил, и поучал, и писание предлагал вам; если же это мое простое поучение и слабое наставление в этом писании примете вы со всею чистотою душевной, прося у Бога помощи и разума, насколько возможно, насколько Бог вразумит, станет не все то исполнять делом, – будет на вас милость Божья, и пречистой Богородицы, и великих чудотворцев, и наше благословение отныне и до скончания века, и дом ваш, и чада ваши, и имение ваше, и богатство, какие вам Бог даровал от ваших трудов, – да будут благословенны и исполнены всяческих благ во веки веков. Аминь».